Мальчик так покраснел, что мне стало жалко его Потом он робко спросил:
— А почему у нас шофер штатский?
Я посмотрел на Маньковского.
— Черт побери, а ведь действительно, кто он?
Поляк пожал плечами.
— Гробовщик, — тихо сказал он.
— Как? Гробовщик?
Маньковский улыбнулся.
— Он владелец фирмы, которая взяла подряд на перевозку и захоронение трупов американских солдат
— То-то у него такой похоронный вид.
— Да, это профессиональное. Только, кажется, в Арденнах он прогорит.
— Да, ему бы к вам под Арнем. Там бы он поживился.
Так мы болтали шепотком, крутясь по извилистым горным дорогам, переваливая через арочные мосты осторожно соскальзывая с крутизны, тормозя мотором А этот сосунок Вулворт с обожанием смотрел на меня и поляка и восхищался солдатской грубостью нашего разговора. Сам он молчал, не смея вмешаться своим писком. Ей-богу, мне даже стало жаль его, и я спросил.
— А тебе куда?
Он поспешно отбарабанил:
— В Шестую бронетанковую дивизию Восьмого корпуса Первой армии Двенадцатой группы армий. — Он помолчал. Потом спросил нерешительно: — Не знаете, там какие машины? Я ведь танкист. — И добавил: — Как и Эйзенхауэр.
Он смутился: не звучит ли это по-ребячески хвастливо.
Неожиданно, не поворачивая голову от баранки, мистер Ли крикнул:
— Ну, он, положим, больше дипломат, чем военный!
Это выпад, конечно. Но не хотелось ссориться с водителем. Наступило неловкое молчание. К счастью, поляк сказал:
— В дивизии танки типа «генерал Шерман».
Мальчик обрадовался:
— М-четыре — A-два? Вот здорово! С семидесятишестимиллиметровой пушкой? Это ж мой танк. Классная машина!
Поляк сказал:
— Много я их видел, вдрызг покалеченных, в Пятом корпусе.
Вулворт даже просиял:
— Там жарко, да?
— В Пятом? На реке Роер? Баня! Идут бои за эти проклятые дамбы. Там есть одно подразделение из твоей Шестой дивизии. Только тебе-то что? Ты же в Восьмой корпус. На курорт.
Лейтенантик всполошился, полез в свой бумажник за документами. Мы заглянули в его предписание. Мальчик чуть не плакал.
— Я уверен, — хныкал он, — что это все тетя Эдна подстроила… Чертова баба!
Он нудил и ругался школьными ругательствами, пока я не заткнул ему рот:
— Слушай, старик, ты утри сопли и не искушай судьбу. На фронте ничего нельзя менять, понял? Какие карты тебе сданы, такими и играй. Без передергивания. Судьба! Уразумел?
Поляк кивнул головой, подтверждая святую правду моих слов.
— Вот и он так говорит. Слушай старых солдат. А он из-под Арнема. Он был в аду и вернулся живым. Маньковский, расскажите нам про эту заваруху под Арнемом. Ребенку полезно. Да и мне интересно.