— Чего?
Но кольцо потухло. Обиделось? Или у Юджина с головой нелады? Но как ни крути, голос был прав. Долг требовал от него добровольно уложить голову на плаху. Совесть же терзала, прося об одном: выполнить последнюю волю того, кто был дорог, а значит…
Кляня всех и вся, беспрестанно поминая «тёмных», Юджин рванул в гостиную.
— Вот он! — в окне показалась чернявая голова дознавателя. — Я его вижу! Мартин, сюда!
Удар.
Кулак дознавателя пробил в окне нехилую дыру. Стекло звякнуло и покрылось трещинами, а от кулака в темной перчатке, словно от солнышка, по кругу побежали лучики трещин.
Увесистый ледяной нарост в ту же секунду, подтаяв, ухнул вниз и разбился об пол со звуком разорвавшегося заклинания.
— Он боевой! Берегись! — заорал дознаватель, выдернув руку и повалившись в побитые первыми заморозками розовые кусты под окном.
Теперь уж пути назад нет. Прикрывая голову от падающих с потолка сосулек, Юджин сцапал письмо со стола, сунул в конверт кольцо и спрятал за пазуху.
Дознаватель уже очухался и принялся крушить тонкие рамы садовыми граблями. Все лицо его было исцарапано колючими шипами. Боль явно придавала ему и ярости, и сил.
— Джером! — расставив руки, словно для объятий, преградил выход из гостиной второй дознаватель. — Я его взял.
И улыбнулся.
Джером же, чертыхаясь, уже перекинул ногу через подоконник. Юджин отступил.
— Все в порядке. Тебе нечего бояться, парень, — голос того, кого боец с граблями назвал Мартином, обволакивал, утешал. Юджин помотал головой, прогоняя туман. — Мы тебе поможем.
«Помогут? — Юджин захохотал, бросив дикий взгляд на медленно приближающегося мужчину. — Скорее тёмные светом лучистым гадить начнут, прежде чем дознаватели помогут тому, кем он стал!»
— Дайте мне уйти, — скосился Юджин на тонкий ножичек для писем на полу. — Обещаю, я вернусь и отвечу по всей строгости закона!
Но Мартин не слушал. Лишь снова и снова повторял, чуть раскачиваясь из стороны в сторону, будто змея:
— Все хорошо, парень. Мы не причиним вреда. Все хорошо.
Юджин онемел, как завороженный наблюдая за плавными движениями его рук. Вверх вниз, вправо влево, вверх…
…Солнечный день живо предстал перед глазами. Изумрудные волны лениво приподнимались, качая лодку, а ветер трепал широкие, не по размеру рукава.
— Юджин, — пробасил отец, — крепче вяжи. Вот так, видишь? Когда парус расправим, он должен намертво стоять.
Южин блаженно улыбнулся, щурясь от солнца и просоленного морем ветра.
— Давай уже поплывем, пап! Я должен поймать самую большую рыбу!
Отец засмеялся, покачав головой, и сероватая парусина с хлопком расправилась, вмиг наполнившись ветром.