— Нет, я хочу знать сейчас!
— Аленор, это не обсуждается. Мне тоже… еще нужно привыкнуть к мысли, что ты… знаешь правду…
— Малодушие, отец. Это малодушие, — я сделала шаг к нему и посмотрела в глаза.
Боль и сожаление. Но они не могут искупить того, что моя судьба сломана. Ведь вряд ли я смогу полюбить навязанного мне мужа. Меня ждет жизнь с нелюбимым. И он вряд ли позволит мне мужские увлечения. Он посадит меня в своем имении рожать детей и вышивать. В лучшем случае меня ждет жизнь светской дамы, выбирающей платья к очередному балу. — Вы должны сказать мне сейчас. Вы уже начали — так доведите дело до конца!
— Я не могу, Аленор, — молния боли в его глазах, и я сделала шаг назад.
— Тогда… — я отошла к двери. — Я сегодня не буду ночевать в замке! Я не хочу вас видеть! И я удивлюсь, если к утру вас не сожрет совесть!
Слезы резко хлынули из глаз. Плотину прорвало, я зарыдала и бросилась к двери…
— Куда ты, Аленор?! — услышала я встревоженный голос отца.
— На охоту! И я пристрелю любого, кому вы поручите следить за мной!
— Где ты собираешься ночевать?! Одна? Без камеристки?!
— В охотничьем домике! — выдохнула я сквозь душившие меня слезы. — Там, по крайней мере, нет вас! И пусть никто не подходит туда даже на пушечный выстрел! Слышите меня!?
Я знала, что это жестоко. Но не могла по-другому.
— Ладно, спусти пар, Аленор… — услышала я его ставший тихим голос. И еще более тихое: — Пока можно…
Хлопнув дверью, я кинулась к выходу из замка. Мой конь, мое ружье. Они нужны мне срочно!
Только скачка и азарт охоты помогут мне. Выпустить пар, прожить гнев. И, может быть, тогда я смогу обдумать услышанное.
В глубине души я знала, что смогу простить отца, кем бы ни оказался мой жених. Просто нужно время, чтобы эмоции улеглись и перестали выворачивать мне сердце. Тогда я смогу подумать о главном: что мне делать?! Ведь принять такую судьбу — значит потерять себя навсегда.
***
— Куда ты, Аленор? — я не заметила Тори, стоявшего на нижних ступенях парадного входа в замок. Сын капитана отцовской гвардии, мой друг детства, называл меня на «ты», да и вообще мы дружили. Правда, в последний год я заметила, что в голубых глазах друга появилось новое выражение. Я бы назвала это обожанием, лаской, может быть…
Тори мне нравился, но мы оба знали, что, кроме дружбы, нам не позволено ничего больше. Слишком большая пропасть в положении. И так счастье, что я могла общаться с детьми гвардейцев.
— На охоту, как собиралась! — ответила я. Слезы остановились, но хриплый голос выдавал мое состояние.
— Что случилось? — Тори встал у меня на пути, в его лице светилась решимость не пускать меня никуда, пока не узнает правду.