— Нет, — покачал головой он. И продолжил словно через силу: — Ты полностью свободна в пределах замка и его окрестностей. Можешь гулять по замку — Маирон и другие все тебе покажут, если потребуется. Сходи в сад — там красиво. Я закончу несколько дел... Меня давно не было, накопилось много государственных вопросов. Потом сходим на прогулку... И скажи, сколько служанок тебе нужно?
Я удивилась.
— Не знаю, — честно ответила я. — Думаю, мне хватит одной Маирон. Я к этому не привыкла...
— Хорошо, — кивнул он и задумчиво покатал языком во рту. — А фрейлины?
— Что? — изумилась я. — Какие фрейлины? Зачем?
Альберт усмехнулся. Кажется, мое замешательство немного разрядило напряжение, и ему стало почти весело.
— Понимаешь, — с улыбкой сказал он, — у тебя статус моей невесты. А принцессам полагаются фрейлины — девушки, которые их развлекают, играют в игры, рассказывают интересные истории...
Я задумалась. С одной стороны, появись у меня «подружки», будет шанс узнать об этом мире и самом Альберте больше. А с другой... Они ведь будут общаться со мной, потому что им приказали. Да и смотреть на каких-то девиц и знать, что каждая из них превращается в неведомое чудовище... Брр. Нет, хватит с меня пока. Да и какая из меня принцесса с фрейлинами. Так, несчастная попаданка. Хоть и в статусе «невесты».
Я отрицательно покачала головой.
— Если можно — нет.
— Я так и знал, — улыбнулся Альберт. И снова повисла тишина. Он катал по рту невысказанное и буравил меня взглядом. А я не знала, куда деться от напряжения и от его взгляда, в котором стояла и боль, и смущение... что ли.
— Послушай, — сказал он наконец словно через силу. — Тая... Я король. И я чудовище — по вашим меркам, — задумался, помолчал и продолжил: — Знаешь, вторая ипостась накладывает на нас отпечаток. И я... Мои поступки и решения не критикуют и не оспаривают. Я живу так уже почти пол тысячелетия. Я не привык просить прощения, — опять помолчал. Потом его взгляд блеснул, и он заговорил тверже: — Но я сам знаю, что поступил с тобой жестоко... нехорошо.
Я изумленно уставилась на него. Вот это точно было что-то новое, неожиданное.
— Если это уместно... Я приношу свои извинения.
Я опустила взгляд. Смотреть в его глаза — одновременно пронзающие и просящие — было невыносимо. Слишком жестоко он поступил — орала часть меня. Считай, просто убил тебя, сделал несчастными твоих близких... Невозможно стереть это одним извинением! А с другой стороны в голове проносилась фраза, которую нередко говорил мой отец: «Повинную голову меч не сечет». Да и жалость в сердце билась тонкой нитью и даже причиняла боль.