Я положил сверток в карман и предложил ему что-нибудь выпить.
— Хорошо бы пуншику или пивца, — сказал он; что я тотчас и потребовал.
Выпив порядком, мы начали между собою говорить уже откровенно. Я заметил, что он меня уже совершенно не боится. Между прочими разговорами он сказал мне, чтобы я ходил к нему без опаски в любое время, потому что у него в квартире никаких работ не ведется- все происходит в таком месте, к уда если и черт, не зная, зайдет, то непременно сломит себе ноги.
— А если тебе понадобится, как же ты туда ходишь? — спросил я.
— Я-то знаю, как туда идти. Надобно держаться крепче за веревку, протянутую сверху, и не надеяться на лестницы, наставленные кое-как. Когда там мой товарищ работает, он не дремлет и ухо держит востро. Притом я всегда на страже внизу. В случае чего стоит только дернуть за протянутую веревку, и дело кончено: все полетит в котел и формы изломаются.
— Да скажи мне, Бога ради, откровенно: неужели он не боится, что об этом узнают полицейские и будут следит за ними?
— Пожалуйста, следи. А что возьмут? Одно только и есть средство его поймать: если во время его отсутствия забраться днем на мельницу и заглянуть за пустые кули и мешки с толченым мышьяком, который он употребляет в растопленный свинец для дроби. Так, может и поймают, а иначе нельзя. В этом он уверен. Да что об этом толковать, волка бояться, так и в лес не ходить.
— Позволь еще у тебя спросить: могу ли я эти деньги пускать здесь в ход, не выйдет ли из этого чего худого?
— Нет, своим близким соседям не пускай, а сбывай их деревенским мужикам, приезжающим с овсом, мукою и крупой.
— Да как же я это буду делать? Ведь мужики-то будут знать мою лавку?
— А вот как: у тебя есть короткие приятели и задушевные знакомые кулаки?
— Есть.
— Так вот, ты попроси их для себя купить. Пускай они и отдадут за тебя выданные тобою им деньги, и дело с концом. А лучше всего, по-моему, с этими деньгами отправиться на своих лошадях в дальние губернии по ярмаркам и там их сбывать.
— Да разве вы их еще не сбывали? — спросил я.
— Как не сбывать. Сбывал через калашников около застав проезжим пьяным мужикам. Правда, только четвертаки да трехгривенные, целковых-то еще вышло мало, а делать их удобнее, да и пользы больше.
Не зная, о чем еще говорить, я сказал, что пора домой.
— Пожалуй, — отвечал он, — пора. 11 часов, а мне идти далеко.
На дороге я сказал ему, что по его совету, пожалуй, отправлюсь на Украину или куда-нибудь в другое место.
— Только, — добавил я, — с безделицей ехать не годится. Хорошо бы иметь при себе по крайней мере тысяч пять рублей.