Потом закрыл книгу, почувствовав волнение и вместе с тем уверенность, что произойдет что-то новое.
– Я не боюсь умереть. – Он выставил вперед подбородок, а его взгляд снова обратился к окну. – Но я не боюсь и жить.
Уильям поднялся, надел ботинки и пошел вниз, чтобы взять ключи от лодки. Он направлялся на пристань.
К утру шторм утих, а металлическая коробка ждала на столе. Эдриэнн проснулась поздно, и все ее мышцы болели. Она явно перетрудилась накануне. Вот что может сделать с телом очистка камина, который более полувека покрывали разными слоями штукатурки. Счищая ее, она могла даже назвать времена, в которые камин перекрашивали. Желтый цвет – шестидесятые годы, зеленый цвет авокадо – семидесятые. А потом слой за слоем белые. Но она почти полностью закончила очистку. Остались небольшие детали. Желание закончить эту работу подстегивало ее весь день. Но утро сменилось днем, день – вечером, а она все скоблила и скоблила, как безумная, отирая пот со лба и отбрасывая непослушные пряди волос, падавшие на глаза. Она почти не прерывалась. Сейчас она жалела, что не проявила здравого смысла. Каждый мускул ее тела буквально кричал. Ей необходим был массаж.
Но новый дом наконец становился теплым, компенсируя холодный брак, который она столько лет терпела. И в этом заключалась поэтическая справедливость. В результате развода она получила достаточную сумму денег, чтобы купить этот дом и отреставрировать его. А пока реставрирует, она будет решать, что дальше делать со своей жизнью. На сегодняшний день дом станет ее единственным занятием, ее самым желанным компаньоном. С его изумительной веранды, простиравшейся вдоль задней стены, открывался потрясающий вид на Мексиканский залив. Волны нежно набегали на песок по утрам, когда она пила отличный кофе и размышляла над планами на день. Но сейчас ее тело было измучено тяжелой работой. Эдриэнн нужно было научиться не обращать на это внимания. И сегодня она решила вообще не заниматься домом. Хотя она в любом случае не смогла бы поднять молоток, даже если бы очень захотела это сделать. Мускулы объявили забастовку. И внимание было направлено на другое. Эдриэнн поспешно спустилась вниз, сделала себе кофе и устроилась в удобном кресле, чтобы читать. Она положила фотографию рядом с собой и взялась за письма.
Август 1944
Дорогая Грейси,
возможно, это письмо покажется тебе коротким, но я обещал делиться с тобой всем, что со мной происходит. Война меняет человека. Я не могу объяснить это по-другому. И хотя мир вокруг меня кажется серым и я повсюду вижу смерть, существуют и маленькие яркие точки на этом темном холсте. И я живу ради этих светлых точек. Но сегодня я встретился со смертью. Она караулит нас везде, даже когда мы отдыхаем, и она безжалостна. Она не признает никаких границ. Мы находились в лагере, кто-то беседовал, кто-то играл в карты, ожидая очередного приказа. Раннер, расслабившись, сидел за столом, а в следующую секунду упал. Нас обучали сражаться в бою, но сказали, что смерть может ворваться в обыденную лагерную жизнь. Эта смерть потрясла меня, потому что только недавно мы с Раннером сидели допоздна, разговаривая об океане, рыбалке и о жизни в целом. О его планах после окончания войны. О моих. Я рассказал ему о тебе, и о Саре, и о глубоководной рыбалке в Мексиканском заливе. Мы шутили, что скоро будем рассказывать друг другу рыбацкие истории. А сегодня его уже нет. Мы потеряли многих. И на их место прибывают другие. Это закон войны. Война – закон смерти. Но смерть – не закон жизни. И тем не менее мне начинает казаться, что это так. Смерть – не феномен. Жизнь – феномен и божественный дар.