— Послушайте… так бить ребенка… Разве можно?..
— Допустим, нельзя, — отрезал инспектор, — только вам-то какое дело?
— Мне? Он мой друг… — неуверенно вымолвил декоратор.
Хермуш тем временем затолкал Дюлу в театр, захлопнув за собою заднюю дверь на случай, если этому дикарю вздумается преследовать мальчика. Господин Шулек остался при Аладаре в качестве подкрепления, руки у него все еще чесались. Аладар же возвышался перед инспектором, словно крепость.
— Вы что, испортить мальчишку хотите? — спросил Геза Торш, засунув большие пальцы за ремень.
— Это мы-то? — Дядюшка Али сжал кулаки.
— Вы, а то кто же?
— Скорее уж вы испортите. — Аладар взглянул через плечо налогового инспектора на безучастно стоявшую под деревом женщину.
Геза Торш глубже засунул пальцы за ремень.
— Мальчишка еще свое получит.
Аладар подошел к Торшу вплотную.
— Даже если я загляну к вам домой и расскажу вашей женушке?.. — он снова взглянул через инспекторово плечо.
Торш не шевельнулся.
— Об этой шлюхе? — спросил он с иронией, растягивая слова.
— О ней.
— Можете не стараться. Она знает. И про эту, и про других. Про всех. — Он тихонько рассмеялся, блеснув красивыми белыми зубами. — Моя жена все знает. У меня от нее секретов нету. Вот ребенок, тот не знал. Ну да ничего, забудет. Хороший ребенок, — голос его внезапно смягчился.
Он полез в карман, достал носовой платок и вытер лоб.
— Да… Ребенок все равно все узнает, рано или поздно. Ему как-никак уже тринадцать. Будем считать, проехали.
Он аккуратно сложил платок и спрятал его в карман.
— Мальчишка получил пощечину. Скажите, что он может возвращаться домой. Больше ему не причитается.
Торш слегка кивнул, еще раз пристально взглянув Аладару в лицо. Потом повернулся и поманил рукой женщину в красном. Она пожала плечами и вышла из-под дерева на тропинку, уходившую в глубь театрального сада. Налоговый инспектор, сложив руки за спиной, последовал за нею.
Та пощечина раз и навсегда изменила Дюлину судьбу; все, что ожидало его в Надьвашархейе, на улице Петефи, превратилось в мираж, растворилось и исчезло. После того как дядюшка Али сообщил ему, что он может смело возвращаться домой, что нового наказания не последует, мальчик, смущенно улыбаясь, поблагодарил друзей за заступничество, а сам отправился на станцию и сел на пригородный поезд. Он не думал о том, что будет дальше, просто сидел себе у окошка и с завистью следил глазами за шедшим вдоль вагона кондуктором.
Сойдя с поезда в Сегеде, он долго, внимательно разглядывал плакаты, украшавшие городской вокзал, — тут были и заснеженные вершины, и синие бухты, и грандиозные соборы, и гарцующие всадники в зеленых камзолах… В буфете он выпил стакан воды с малиновым сиропом и отправился с шестьюдесятью крейцерами в кармане на Марсову площадь. На Марсовой площади жил столяр по имени Гомбош. Много лет назад, когда Дюлина матушка еще жила в Задунайском крае, он за нею ухаживал. Матушка, оставшись наедине с Дюлой, частенько вздыхала: