И вот, через три часа я уже мчусь по извилистому серпантину Севастопольской дороги, а на аэродроме меня ждет моя «Империя», которую срочно вернули с рейса, чтобы она захватила с собой еще и мою бренную тушку.
Мог ли я не лететь? Во всяком случае, еще утром позавчерашнего дня, делать этого я не собирался. Но посидев пару часов в обществе телеграфистов и почитав телеграммы, я вдруг с ужасом понял, что все мои расчудесные планы сражения не стоят выеденного яйца. Или лица? В общем, чего-то выеденного. Вместе с мозгами.
Моя хваленая и победоносная армия, мои прекрасные и героические авиаторы, мои лихие морпехи и доблестные моряки находились на пути к величайшей катастрофе, поскольку их генералы и адмиралы по каждому пункту моего плана имели свое «особое мнение» и очень ревниво относились к тому, кто и кому подчиняется, какая у кого выслуга лет и чье старшинство производства в чин старше. И если повоевавшие на юге авиаторы хоть как-то вписывались в план и готовы были делать то, что надо, то вот с остальными была просто беда…
Я долго читал позавчера и выслушивал сегодня пространные рассуждения о специфике театра военных действий, об особенностях рельефа, погоды, о том, кто должен играть роль первой скрипки и прочее. И самое главное, что стало мне понятно со всей горькой очевидностью — мой план был слишком… Нет, не слишком хорош, нет… слишком уж радикален. Так никто никогда не делал, так не воюют, так воевать невозможно, да и нельзя. Все мои ноу-хау просто игнорировались, а господа генералы с адмиралами собираются действовать по старинке, на глазок. И совершенно автономно друг от друга.
И не было тут никого, кому бы они подчинялись, поскольку и командующий Северным фронтом, и командующий Балтийским флотом друг друга просто игнорировали. Часть батарей и морская пехота была подчинена флоту, часть главкосеву, а авиация вообще выпадала из обозначенной схемы, поскольку ее тут же попытались поделить на небольшие отряды, отвлекая на «срочные задачи» и явно не собираясь задействовать ее в предстоящем сражении.
Гибель «Бреслау» и «Гебена» их ни в чем не убедила и даже мой авторитет, как победителя Османской империи и завоевателя Царьграда, вдруг оказался не таким уж авторитетным. Нет, прямо в глаза мне этого не говорили, но за пространными рассуждениями о местных особенностях и об их колоссальном личном опыте, явно чувствовалась некоторая ирония, мол, победить турок всякий дурак может, тем более, когда еще и Болгария к нам перешла. Ты, мол, Царь-батюшка, ни хрена в войне с немцами не смыслишь, посему сиди в своем Крыму и не мешай взрослым дядям заниматься делом.