Я, так сказать, влюбленный Ромео, чуть ли не круглосуточно, решал вопросы подготовки к генеральному наступлению и своему отъезду в Севастополь, пытаясь при этом разрулить проблемы в собственном столичном тылу, которые в любой могли вылиться в прелестный государственный переворот. И это при том, что я Москву должен был покинуть на неопределенное время. Может на месяц, а может и на два. И до тех пор, пока мои войска не одержат самую знатную победу в новейшей истории Империи, я не мог быть уверенным в том, что меня не попытаются сбросить с того самого, старого стула, с высокой спинкой, увенчанной короной, которое стоит у стенки в Андреевском зале Кремля. И ясно, что желающие постараются законопатить меня еще до падения Константинополя, ибо после него моя популярность достигнет просто космических высот и сбросить меня можно будет только прямым ядерным ударом.
Более того, я бы не исключал, что найдутся внутренние враги, готовые сорвать наступление или даже подвести наши войска под разгром, лишь бы свалить мою худощавую тушку с трона. Ситуация вокруг свержения Николая Второго не оставляла мне ни малейших иллюзий на сей счет. Тем более что перед свержением он тоже задумал взять Константинополь. Как и я. Поэтому следить нужно было за событиями весьма и весьма бдительно. И принимать всяческие превентивные меры.
Моя же бедная Маша, сначала погрузилась в бесконечные репетиции празднования 770-летия Москвы и нашей с ней коронации. А это, скажу я вам, то дело, которое требует недюжинного здоровья и терпения. Не говоря уж о том, что ей приходилось разучивать просто-таки квадратные метры текста на русском языке, да так, чтобы не было слышно ни малейшего акцента. Хотите попробовать? Запомнить хотя бы двадцать-тридцать тысяч знаков текста, вот, хотя бы, на венгерском языке? И чтоб без акцента! Ведь русский язык для Маши был ничуть не ближе. Кстати, меня также не обошли стороной все эти репетиции, ведь коронация касалась и меня самого. Хоть язык я знал и то легче.
Потом наступил ад самой коронации. Бесконечный день всяких церемоний, богослужений, маршей, молебнов, смотров, проходов, выходов, парадов…
И вот наступил тот самый момент, когда Патриарший местоблюститель митрополит Московский и Коломенский Макарий возложил мне на голову Большую Императорскую корону.
Что я чувствовал в этот момент? Волнение? Триумф? Гордость за себя самого, что мне, попаданцу из 2015 года не только удалось не пропасть в этом самом 1917 году, не сгинуть в огне революции, но еще и удержать Россию от катастрофы? Откровенно говоря, ни о чем таком я в этот момент не думал, а почему-то подумал о том, что корона эта жутко тяжелая, куда тяжелее пресловутой Шапки Мономаха. А я ведь собирался возложить на свою голову не одну, а целых три Императорские короны. Не свалюсь ли я под их тяжестью?