Зенобия, стараясь задобрить сына, опять занялась приготовлениями к ворожбе, в которой она, кстати, была большая мастерица. Она пошла, принесла из колодца ведерко воды, налила полный горшок и поставила его на огонь. Потом, держа в левой руке щипцы, взяла один уголек, опустила его в непочатую воду, а ножом, что у ней был в правой руке, провела крест на воде, прошептав: «Девять». Опустила другой уголь, опять прочертила крест и шепнула: «Восемь». И так пока не досчитала до одного. Угли резко пшикали, и старуха зашептала, косясь одним глазком на Иона:
— Беда как сглазили-то его, чтоб тому глаза повылазили!
Стоя, она стала откладывать ножом кресты на воде и сама приговаривала медлительным, тягучим, еле внятным голосом:
— Пресвятая матерь божья пречистая, будь то единый сглаз, сыми с Петришора двумя, будь то двойной сглаз, сыми тремя, будь то тройной сглаз, сыми четырьмя, будь то четверной сглаз, сыми пятью, будь то пятерной сглаз, сыми шестью, будь то шестерной сглаз, сыми семью, будь то семерной сглаз, сыми восьмью, будь то восьмерной сглаз, сыми девятью знаменьями крестными, руками моими обеими!.. Петришору расти большому, хорошему да пригожему, как золото красное, как серебро ясное! И от карего глаза, и от черного глаза, и от голубого глаза отговор моими устами, исцеленье от господа!..
Она брызнула кончиком ножа несколько капель наговорной воды в раскрытый рот ребенка, потом обмакнула пальцы в горшок и провела ими три креста у него на лбу, три на подбородке, три на груди и по три на пятках. И Петришор сразу перестал плакать. Он только тяжело простонал, расширил глаза, точно испугавшись страшного видения.
— Все угли пошли ко дну, — проговорила Зенобия, выливая воду из горшка на дверную петлю. — Сглазили мальца, дай господи, чтобы им на три сажени в землю уйти, тем глазам, что покою не дают невинным душам!
Ион так и сидел, не двигаясь, облокотясь на стол, даже не притронулся к еде, которую мать поставила перед ним. В уме его теснились черные думы… Некоторое время спустя он взглянул в окно и увидел проходившего Херделю. Он сразу вскочил, как ошпаренный.
«Мне его сам бог послал!» — подумал он, ринувшись во двор как сумасшедший, прямо без шапки.
Херделя увидел его, обрадовался и, остановясь, спросил:
— Ты когда освободился, Ион?.. Хорошо, что тебя бог миловал… Вот и я опять на службу вернулся… Сейчас как раз из школы, отпустил детей обедать…
— Мальчонок у меня помирает, господин учитель, — вместо ответа с болью выговорил Ион. — Совсем пропадет, крестный… И если помрет, что со мной будет? Чего мне теперь делать?