— Так-так, и где ж те красавицы, о которых мои дружки толковали? — ловко спрыгнув с коня, ухмыльнулся Демьян.
— А вот они мы — Вера, Надежда, Любовь! — прищурилась озорная Надежда.
— Да и впрямь хороши!.. — И Демьян уставился горячим бесцеремонным взглядом на Веру.
— Эй! — потянула его за рукав Надежда. — Не туда смотришь, наша Вера занятая. А вот Люба — как раз для тебя.
— Люба так Люба! — не растерялся Демьян, однако, заведя разговор с Любовью, нет-нет да косился на Веру.
И на ту появление Демьяна явно произвело впечатление. У бедного Пантелеймона ни с того ни с сего вдруг развязался язык: он что-то говорил и говорил любимой, а её лучистые глаза искали Демьяна.
Люба сразу заметила это и, чтобы не терзать душу Пантелеймона, предложила Шумахову прогуляться по морозцу. Через минуту тот уже забыл про Веру и увлечённо беседовал с новой подругой. Он не умолкал ни на миг и изрядно хвастал, особенно о своих воинских подвигах. И вдруг — вспомнил Марию и сник.
— Эй, ты что это замолчал, соколик? — улыбнулась Люба.
Демьян скрипнул зубами:
— Жену вспомнил...
— Жену?! И где же она? В Дубке осталась?
— Нет... не в Дубке... — потупился парень. — Воргольские изверги и татары замучили...
Люба вздрогнула:
— Она погибла?
— Да.
— Прости...
Разговор дальше не клеился, и молодые люди, пройдясь немного, вернулись к остальным. Но и здесь особого веселья не было. Вера уже ушла домой, а Пантелеймон понуро сидел на коне. И только Надежда с Кириллом в стороне ото всех ворковали как голубки.
— Ну что ж, — вздохнул Демьян. — Прощай, Любаша! Может, ещё встретимся... Пантюха, ты чё такой смурной? Поехали домой?
— Поехали, — процедил Пантелеймон.
— А Кирилл?
— Он дорогу найдёт...
До самого Дубка Демьян с Пантелеймоном ехали молча. Первым, уже почти у города, не выдержал Демьян:
— Ты, Пантей, зря дуешься. Я не виноват, что Верка тебя не любит. А мне она не нужна — запомни это. Я ни с кем жить не смогу, как с Машей жил, будь то даже царевна царьградская. Я Машу любил, люблю и буду любить до самого конца своего. Ненавижу я твоего бывшего князя Олега и не успокоюсь, пока не убью его!
— Что ты мне его лепишь! — зло огрызнулся Пантелеймон. — Я ему без году неделю служил, а теперь подданный Александра Липецкого.
— Ну ладно-ладно, не обижайся, сорвалось!
— А я вот щас те как дам — «сорвалось»!..
И — быть бы драке, но из темноты послышался оклик:
— Стой! Кто едет?
— Свои! — рыкнул Пантелеймон.
— Кто свои?
— Ты что, болван, князя Александра дружинников не признаешь?! — подал голос и Демьян.
— А ты не лайся, черномазый! — не остался в долгу сторож. — Тебя, смоляной, уже давно Семён Андреевич с отцом ищут. Пошто без спросу уехал?