Сбившиеся в кучу бояре с ужасом ожидали, что последует за этим, как вдруг за спиной Софьи послышался родной голос:
— Э-э-это что тут такое? А ну, назад! Софья Алексеевна, Великая ты наша государыня, не гневайся на моих стрельцов. Ума они малого, обхождения не знают. Придется их построжить. Совсем страх потеряли! А ну, быстро пошли за мной!
С этими словами он в несколько шагов пересек сени и, распахнув входную дверь, ведущую на Красное крыльцо, махнул рукой выборным, приглашая их следовать за собой. Проходя мимо Софьи, он чуть замешкался, и, улыбнувшись по-мальчишески широко, подмигнул ей левым глазом.
Все произошло так быстро и неожиданно, что присутствовавшие в сенях люди не успели ничего сообразить, как Шакловитый уже скрылся на крыльце. Опомнившиеся стрельцы кинулись за ним, раздались крики, удары, шум борьбы… Потом все стихло…
Бояре с ужасом смотрели на царевну, которая так и застыла, со скрюченными пальцами рук и выражением решимости на лице.
Через толпу вельмож протиснулась царевна Марфа и ласково обняла сестру за плечи:
— Пойдем, Сонечка, пойдем… Тебе надо прилечь…
Унизанные перстнями пальцы медленно разжались, и Софья, точно сомнамбула, побрела, поддерживаемая сестрой, наверх в царские покои. Свита государыни, расступившись, пропустила двух женщин и провожала их глазами, пока они медленно поднимались по лестнице. Внезапно Софья остановилась:
— Я не могу туда пойти. Марфушенька, можно я переночую у тебя?
— Господи, Сонечка, конечно! — разрыдалась ее сестра. — Все, что захочешь.
В тереме царевны Софью устроили на постели, и она лежала, глядя в потолок пустыми темными глазами, невзирая на снотворное, которое заставил ее выпить вызванный доктор. В ее глазах не было слез. С той поры она больше не плакала ни разу в жизни.
ГЛАВА 11
Всем сестрам по серьгам
По мере того как пустел Кремль, в Троице все активнее кипела жизнь. То и дело в ворота монастыря въезжала роскошная карета или дедовский рыдван, в котором прибывал с семьей очередной вельможа. Подходили строем полки, пришедшие из Москвы, или проносились галопом провинициальные дворяне с боевыми холопами, пришедшие по зову царя из соседних волостей. Их всех встречал Борис Голицын, у которого для каждого находилось доброе слово и чарка водки.
Запоздавшие гости, чтобы оправдать свою задержку, наперебой рассказывали о творящемся в Москве беспределе, причем по странной закономерности, чем позже приезжал боярин или служивый, тем более страшные истории лились из их уст, так что Софья и Шакловитый в их рассказах разве что не пахли серой и не имели рогов и копыт. Все эти байки аккуратнейшим образом пересказывались Петру, отчего он начинал дергать головой и биться в очередном припадке. Но все это происходило в стороне от чужих глаз, а на людях царь был сама благочестивость, смирение и благовоспитанность: на все службы ходит, с церковными иерархами почтителен, с боярами милостив.