Около часа Вьюгин потратил на то, чтобы приблизиться к этой панораме гор, столь необходимых Ляхову, вернее тем, кто давал ему распоряжения. Надо было еще найти нужные точки для съемки. Вьюгин попробовал вообразить на этих горах будущие железные вышки, какие-то вертящиеся на них конструкции и это вызвало у него только острое эстетическое неприятие всех этих знаков военно-технического прогресса.
В сторону гор вели тропинки, проходившие то среди полей сорго, то среди все той же желтой высокой травы, ему изредка попадались местные жители и он обменивался с ними приветствиями. Вьюгину казалось, что на него смотрели как на некоего инопланетянина, хотя и безобидного. Он видел в сухой траве убитую кем-то большую змею, видимо, черную мамбу и одну живую, но короткую, хотя и толстую, быстро переползавшую тропинку.
По небу неспешно бродили белые, пухлые облака, они часто заслоняли солнце и тогда лучи его теряли жгучесть. Вьюгин захватил с собой светлую матерчатую панамку (пробковые шлемы здесь считались анахронизмом) и она закрывала еще и часть шеи, поэтому солнечного удара он не боялся. А вот мысль о такой коварной штуке, как общий перегрев и следующий за ним тепловой удар, пока не приходила ему в голову.
Солнце уже решительно повернуло к западу и теряло высоту, когда усталый и изнывающий от жажды Вьюгин приблизился к городку. “Сейчас прямо в гостиницу”, подбадривал он себя, “сначала холодного пива в баре, потом взять номер и под душ”. От перечисления всех этих отрадных действий сил прибавлялось и даже шаги немного ускорились.
Хозяин гостиницы был упитанный соотечественник Кришнамурти с блестящими прямыми волосами и с внимательно-настороженным взглядом представителя не очень любимого туземцами национального меньшинства. Ему надо было бы ехать куда-нибудь в Северную Европу, где гуманизм возведен в культ и в каждом смуглом пришельце готовы видеть если не жертву геноцида, то просто беженца, которого надо обласкать и в дальнейшем содержать за счет своих человеколюбивых налогоплательщиков.
Взор хозяина стал излучать профессиональную приветливость при виде Вьюгина.
— Хотите номер, сэр? С душем? Запишите в книгу свою фамилию и цель приезда.
Но на канторке книги приезжих не оказалось, ее, видимо, унесли для какой-то надобности. Это был явный непорядок и хозяин с преувеличенным негодованием крикнул в пространство за его спиной:
— Ромеш!
— Джи? — тут же отозвался голос, возможно, этого самого Ромеша.
Тогда хозяин снова крикнул, но уже с меньшим негодованием в направлении этого голоса что-то вроде “китаб каха хэ?”, словно дал пристрелочный залп.