— Шеф, вы сами когда-то меня предупреждали, что одна из неприятных особенностей работы в Африке это загадочная непредсказуемость поведения местных жителей. Ну, особенности психологии и все такое.
— Помню. От своих слов не отрекаюсь. Есть серьезные сомнения в успехе?
— Я держу связь только с Мбизи и больше ни с кем. По понятным вам причинам. А он общается с Мбулали и объясняет ему порядок действий. Мбизи все понял правильно, я проверял два раза. Задаток ему и этому магу Мбулали я передал. Больше я ничего пока сделать не в силах. Разве что спрятаться в кустах рядом с дорогой, намазав себе рожу гуталином и взять на себя роль суфлера.
Ляхов позволил себе небольшую усмешку.
— Такое живописное соучастие в этой акции еще не гарантия ее успеха. Вопросов пока к вам не имею. Жаль, конечно, что мы не знаем, кто едет. Просить же Салиму выведать будет непомерным завышением его значимости в этом деле, а еще и испытанием для Мусы. Прямо хочется самому укрыться где-нибудь там в зарослях на обочине с учетом вашего предложения по использованию гуталина. Впрочем, есть и другой вариант — тональный крем.
В лендровере же, принадлежавшем посольству, где за рулем сидел Муса, и который был намного новее и комфортабельнее, чем тот, что был у Ляхова, действительно было трое пассажиров. Главным был Ричард Пирс, который всегда охотно предлагал себя звать Диком, и он возглавлял здесь разведку. Далее следовал его помощник Стив Фраскини, потом темнокожий американец Джошуа Кейн, которого всегда брали в качестве откровенной расовой приманки, когда намечались встречи с каким-нибудь африканским начальством, и роль его в посольстве была достаточно неопределенной. Ляхов допускал, что его используют для банального подслушивания разговоров на разных собраниях и встречах, где его не очень хорошо знают в лицо и где языком общения остается английский.
Они уже выехали за город, но вдоль дороги все еще попадались глинобитные хижины, крытые сухой травой, и с банановыми рощицами и посадками кукурузы в отдалении. А потом с обеих сторон к дороге подступил густой кустарник. И тут Муса, удивленно пробормотав “валлахи!”, резко затормозил. Почти на самой дороге стояла фигура во всем своем дикарском великолепии и даже почти фантастическая: лицо закрыто устрашающей маской, голая грудь, на которой болтались амулеты и зубы крупных хищников, а все от пояса и ниже закрывали белесые волокна сизаля, ниспадая волнистым водопадом вплоть до голых ступней. И рядом с этим великолепным колдуном (кем же иным он еще мог быть?) стоял, видимо, его “ассистент” в темной набедренной повязке до щиколоток, тоже голый по пояс, с лицом, разрисованным белой глиной, да еще с “париком” на голове из сизаля. Под мышкой он держал небольшой продолговатый тамтам и меланхолично бил в него ладонями. Узнать Мбизи в таком наряде, парике и с выбеленым лицом не смогли бы и его домашние.