Так было всегда – так должно было быть и теперь.
Ильдефонс пересек террасу размашистыми шагами. Справа от него, выпрямившись, нарочито сдержанной походкой молча шел Хаш-Монкур; слева непрерывно болтал и жестикулировал Хуртианц. За ними торопились, явно нервничая, другие чародеи, а Риальто неспешно замыкал процессию в презрительном одиночестве.
Из вестибюля все сразу проходили в центральный зал. Риальто еще не успел туда войти, как услышал громкий возглас чем-то шокированного Хаш-Монкура; за этим возгласом последовали другие – чародеев что-то потрясло или возмутило.
Риальто протиснулся вперед: в зале все оставалось почти таким же, как во время его предыдущего визита: на пьедестале стояла Ячея Правосудия, в нише светилась призма Персиплекса, и текст Монстрамента отображался на доломитовой плите. Заметная разница, однако, заключалась в том, что в этот раз текст «Голубых принципов» проецировался на плиту в зеркальном отображении.
В голове Риальто внезапно мелькнула догадка, и в тот же момент Ильдефонс взревел: «Неслыханное святотатство, предательство! Монитор показывает, что имел место хиатус!5 Кто осмелился применить это заклятие в нашем присутствии?»
«Возмутительно! – заявил Хаш-Монкур. – Пусть тот, кто это сделал, выйдет вперед и объяснит свой поступок!»
Никто не признался, но Маг Мьюн тут же удивленно воскликнул: «Монстрамент! Разве текст не был зеркально перевернут? А теперь он читается в обычной проекции!»
«Странно! – пробормотал Ильдефонс. – Чрезвычайно странно!»
Хаш-Монкур гневно переводил взгляд с одного лица на другое: «Такие подлые трюки недопустимы! Они бросают тень на достоинство каждого из нас! В свое время я лично проведу расследование этого дела, но в данный момент нас интересует трагическое доказательство вины Риальто. Давайте же изучим Монстрамент».
Риальто произнес с ледяной вежливостью: «Вы предпочитаете игнорировать факт первостепенного значения? А именно то обстоятельство, что Монстрамент проецировался в зеркальном отображении?»
Хаш-Монкур вопросительно взглянул на Риальто, потом на доломитовую плиту, а затем снова на Риальто, изображая полное замешательство: «Судя по всему, текст в полном порядке! Подозреваю, что вас подвело зрение – это часто случается, когда заходишь в полутемное помещение, привыкнув к дневному свету. Ну что же! К великому сожалению, вынужден обратить внимание ассоциации на это положение параграфа D третьего раздела, гласящее…»
«Одну минуту! – прервал его Ильдефонс. – Я тоже видел текст в зеркальном отображении. По-вашему, я рехнулся?»