Хаш-Монкур беззаботно рассмеялся: «Ошибки такого рода не свидетельствуют ни о дегенерации умственных способностей, ни об отсутствии достаточного внимания. Возможно, закусывая перед конклавом, вы съели слишком много маринованных слив или слишком часто отдавали должное превосходному элю из вашего погреба! Хо-хо! Многие здоровые и сильные люди страдают от несварения желудка! Так мы вернемся к нашему расследованию или нет?»
«Ни в коем случае! – резко оборвал его Ильдефонс. – Мы вернемся в Бумергарт и тщательно проанализируем обстоятельства, которые на каждом шагу становятся все более таинственными».
Чародеи покинули святилище, вполголоса обсуждая происходящее. Риальто задержался, чтобы осмотреть призму, и знаком остановил Ильдефонса. Когда они остались одни, Риальто сказал: «Вас может заинтересовать еще один факт – это не Персиплекс. Это подделка».
«Что? – вскричал Ильдефонс. – Не может быть!»
«Смотрите сами. Призма меньше первоначальной. Она грубо сработана. И, что важнее всего, настоящий Персиплекс не мог бы проецировать зеркальное отображение. Наблюдайте! Я вызову сотрясение, чтобы призма опрокинулась. Настоящий Персиплекс должен сразу занять прежнее положение».
Риальто ударил по витрине с такой силой, что призма упала набок – и осталась лежать на боку.
Ильдефонс повернулся к Ячее: «Арбитр! Говори! Тебя вызывает Настоятель Ильдефонс!»
Ответа не было.
Ильдефонс позвал еще раз: «Арбитр! Сарсем! Приказываю тебе: говори!»
Ячея молчала.
Ильдефонс отвернулся: «Вернемся в Бумергарт. Плохо дело! Одна тайна скрывается за другой. Все это больше невозможно игнорировать».
«Все это нельзя было игнорировать с самого начала», – заметил Риальто.
«Так или иначе, – сухо ответил Ильдефонс, – теперь я непосредственно несу ответственность за расследование. Масштабы катастрофы таковы, что придется принимать чрезвычайные меры. Вернемся в Бумергарт!»
Снова собравшись в Большом Зале, чародеи разговорились – поднялся многоголосый шум. Некоторое время Ильдефонс выслушивал довольно-таки бессвязные рассуждения, на высказывая никаких замечаний, быстро переводя светло-голубые глаза с одного спорщика на другого и подергивая время от времени свою уже порядком растрепанную бороду.
Споры разгорались, превращаясь в скандал. Гнев пробудил в Проказнике из Снотворной Заводи страстное красноречие. Маленький эльф, предпочитавший являться в зеленой шерстяной шкуре с желто-оранжевыми ивовыми листьями вместо волос, выражал свои мнения со все возраставшим возбуждением, нервно жестикулируя и подпрыгивая: «Как бы то ни было, в зеркальном отображении или задом наперед, „Голубые принципы“ были и остаются „Голубыми принципами“! Как уже упомянул Хаш-Монкур, сакральный текст начисто отрицает измышления Риальто – и это все, что нам нужно знать. Я с радостью прочитаю текст, перевернувшись с ног на голову, глядя в зеркало или подсматривая в дырку носового платка, чтобы убедиться в нашей правоте!» Пока Проказник сбивчиво выкрикивал все более лихорадочные фразы, остальные чародеи начали опасаться того, что в очередном пароксизме излияний эльф нанесет себе какое-нибудь повреждение или, чего доброго, выпалит ужасное заклинание, травмирующее всех окружающих. В конце концов Ильдефонс произнес заклятие успокоительной тишины, после чего Проказник продолжал размахивать руками и говорить, но никто – даже он сам – больше не слышал его слова, так что через некоторое время ему пришлось успокоиться и сесть.