— А ты знал обо всем? — спросила я притихшего Криса.
— Я не думал, что ты достанешь их, — произнес Крис, даже не глядя в мою сторону, будто они были здесь вдвоем. — Деньги. Поэтому и назвал первую попавшуюся сумму, просто наобум. Я думал, ты вернешься и скажешь, что все фигня и мы по‐прежнему братья. Ведь с нами такое уже бывало в начале всего — мы ругались вусмерть, группа распадалась на пару дней, а потом все снова было в норме. Но тогда… Откуда появилась ненависть? Я не заметил момента, когда все сломалось. Возможно, ты прав, и это правда все она… Я не верил, не мог поверить, что все по‐настоящему. Но когда ты протянул мне бабки, я понял, что ты и правда хочешь, чтобы я ушел навсегда. И я ушел. Я никого никогда не уговариваю. Нет так нет. И пошли все нахрен. Я подцепил каких‐то баб, у которых было полно колес, и затусил с ними в фургоне нашего барабанщика, пока тот не прибежал весь бледный и не заявил, что ему срочно нужно уехать. Тогда я пошел к телкам в палатку, а наутро свалил с фестиваля. Когда я проснулся в понедельник у себя дома, все случившееся показалось мне сном. А потом я нашел пачку денег у себя в куртке. Они были перевязаны резинкой. Это был ее браслет, я узнал его. Джен обвела буквы по контуру черной ручкой, она всегда так делала, а еще рисовала у себя на плече маленькие звездочки. Я позвонил ей, но телефон был выключен.
— Почему ты не сказал об этом копам? — спросила я.
— Не знаю. Наверное, это было для меня не так уж важно по сравнению со всем остальным. Прости. Тогда я думал только о твоих словах, Марк. Они затмили все.
В дверь начали барабанить с удвоенной силой. Время шло очень медленно. Где‐то за стенами этого кукольного дома томилась и медленно приходила в ярость от ожидания многотысячная толпа.
— Знаешь, когда ты ушел, — сказал Марк, — мне никогда больше не писалось как раньше, в доме с красной дверью, в дыму сигарет и угаре, когда мы играли для пьяных девочек и хмурых драгдилеров, когда не спали всю ночь и расписывали стены стихами и аккордами. Все это ушло вместе с тобой. Я идиот.
Глаза Марка заблестели. Крис теребил браслет, не глядя на Риммера.
— Знаю, я не просто прогнал тебя — я тебя убил. Я убил ее. Я убил себя. Я позволил Хью издеваться над ни в чем не повинными детьми, на деньги которых мы покупали кокаин, машины и дома. А потом я узнал, что ты сел на тяжелую наркоту и больше не можешь играть, — Марк забрал из пальцев Криса недокуренную сигарету и сделал глубокую затяжку. — Тогда я выкупил «Королеву», чтобы ты мог выступать там, когда захочешь. Я хотел вернуть тебе хотя бы часть своего долга.