— Пожалуйста, сочти мои слова за глупый каприз больного. И постараемся забыть их. Я не хочу обременять тебя никакими просьбами, уходя отсюда… Зачем? К чему?
Выходя из кабинета, она думала:
«И вот он опять отравил мне весь день на сегодня, злой отравой отравил… О Боже!»
А он, подсчитывая цифры, думал:
«Если она получит только свою законную седьмую часть, и то это составит целое состояние… Заживет припеваючи… А он будет в это время гнить в страшной и смрадной могиле!»
Склонясь над листом, он опять зачертил какие-то цифры.
К часу дня стали собираться гости. Первым приехал ближайший сосед, Померанцев, худой и длинный, с женою и братом Кокочкой, восемнадцатилетним юношей, учеником театральной школы. Затем доктор Власов, затем девицы Трутневы и затем молодящийся старичок Замшев, с крашеными усами, но умный и интересный собеседник. Вскоре вся эта оживленная и болтливая компания с шумом была водворена Валентиной Михайловной в столовой, где быстро был накрыт стол к завтраку. К завтраку был позван и Ингушевич. За столом разместились с хохотом и возней, ибо Замшев все хотел сесть между двух девиц Трутневых — Шурочкой и Мурочкой, а те более предпочитали иметь своим соседом Кокочку.
— Барышни, милые барышни, — кричал Замшев, проворный и шустрый, несмотря на свой почтенный возраст, — ей-Богу же, я много моложе Кокочки. Ей-Богу же, у меня даже зубки еще не прорезались, а те, что вы видите в моем очаровательном рту, честное слово, вставные!
— Ф-фи, — какая мерзость, — махали на него руками Шурочка и Мурочка, — вставные, ф-фи!
— И нисколько не мерзость, — шутливо защищался Замшев, — почему мерзость? Мне делал их лучший дантист Вены, и, поглядите, они великолепны, как жемчуг! Лермонтовская царица Тамара позавидовала бы моим зубам!
— А сколько вам лет? — скажите по правде, по чистой правде, — бойко наседала на него Шурочка, сверкая карими глазами.
— По правде? — шумел Замшев. — По правде, если цифру моих лет прочесть по-арабски, справа налево, то мне всего 15 лет. Ей-Богу.
— Значит, вам 51? О-о! — делала Шурочка страшные глаза. — О-о!
— Охота же вам при чтении пользоваться приемами кислой Европы, — отшучивался Замшев, — я предпочитаю Восток.
Кокочка, поглядывая на Шурочку, насмешливо продекламировал:
Нет, не дряхлому
Востоку Покорить меня…
— Э-э, — Замшев погрозил ему пальцем, весь полный юношеского задора, — а вы помните, что следует далее:
Не хвались еще заране, —
Молвил старый Шат…
Упрямо усаживаясь подле Шурочки, он шепнул ей на ухо:
— Если вы захотите меня поцеловать, то не бойтесь, мои усы подкрашены непачкающей краской — крошечный флакончик стоит семь пятьдесят…