— Не смей трогать его! — крикнула Ориша.
Она стояла на крыльце, придерживала у горла рукою расстегнутый ворот балахона, и злобой светились ее большие глаза. Никодим как-то сразу осел, опустил руку и точно бы поблек лицом.
— Буде, Ориша, — сказал он примирительным тоном. — Я и пальцем его не трону, я только покалякаю с ним по душе. Надо же разрешить дело! Ну, идем, что ли! — повернулся он к Глебушке и взял его за руку. Глебушка вяло встал, сразу же подчиняясь. Никодим, придерживая его за руку, крупно шагнул. Глебушка последовал за ним, как на привязи.
— Не смей и пальцем трогать его, — пронзительно и истерично закричала Ориша.
Должно быть, дрожала она всем телом и до боли сжимала кулаки. Никодим повернулся к ней всем телом.
— Что я, о семи головах, что ли? — сказал он ласково и степенно. — Сама подумай!..
Он сделал два шага и опять повернулся к крыльцу всем лицом.
— Ни единого волоска я на нем не трону, вот Богом клянусь тебе, — повторил он.
— Ну то-то же, а то… — с угрозой выкрикнула Ориша.
Воды Сургута неподвижно стыли от берега до берега. Где-то сбоку, так собака, глодавшая кость, урчала Шалая. Никодим отпустил руку Глебушки и сказал:
— Садись и слушай.
Глебушка сел, но Никодим долго молчал. Одна сторона его лица под светом месяца, когда он повертывался к Глебушке, казалась залитой зеленоватым лоснившимся маслом, а другая смутно темнела, но глаз на этой темной стороне светился по-волчьи. А на освещенной — лукавил и лебезил.
«Двуликий», — думал о нем расслабнувший Глебушка.
— Так вот что я надумал, — наконец, выговорил Никодим и часто задышал, — за то, что ты ославил честную девушку, ты должен поплатиться. Папаня твой богат, а опозоренную девушку голой никто не возьмет. Так? Так вот, можешь ли ты достать у папани, — Никодим на минуту запнулся, — тысячу монет… рублей серебра? Можешь?
— Могу, — ответил Глебушка. Он сидел понуро, зажав между колен ладони.
— И привезешь мне их сюда через… — Никодим опять на минуту запнулся, — через три дня. В четверг?
— Привезу, — однотонно проговорил Глебушка.
Никодим внимательно поглядел в его глаза, точно взвешивая что-то.
— Только вот что, — выговорил он уже совсем степенно, — чтобы не ославлять нехорошо девушки, ты насчет денег вот что папане своему скажи: проиграл, дескать, на картах с офицерами или задолжал под гербовый бланк. Хорошо?
— Хорошо, — протянул Глебушка. Он точно зяб.
— И когда ты деньги сюда за свое бесчестье повезешь, — сказал Никодим, уже почти ласково, — пусть ни одна сука в усадьбе не знает, куда и зачем ты едешь. Выезжай тайком и ночью. Хорошо? Ежели ты только не негодяй! — вдруг сердито сорвался у него голос.