Поленья затрещали, я подбросил ещё парочку, в воздух взвился фонтан искр. Деревья вокруг чернели, теряясь в ночи, лишь едва различались их силуэты. Я встал с корточек, подошёл к палатке, взял куртку, замер, прислушиваясь. Тишина. Если не считать назойливо-монотонного гула комаров, старательно выводящих одну ноту. Хотя нет, сверчки ещё и еле слышный шум ветра в кронах елей и сосен. А вот плюхнулось что-то в воду, лягушка скакнула или рыба плеснулась. Палатку поставили метрах в тридцати от берега, неудивительно, что комаров не брали даже спецсредства, которыми мы с Янкой тщательно опрыскались.
– Серёж, – позвала она меня.
– Да? – отозвался я тихонько.
– Тебе нравится моя грудь?
– Чего? – я не сразу понял о чём она.
– Да ладно. Ничего.
Я закурил. Дым прогнал гул. Подошёл к Янке, бережно укрыл её курткой – накинул на плечи, заботливо поправил.
– Серёж, дай мне тоже, – Янка показала рукой на сигарету.
– Ты такие не куришь. И вообще, бросаешь же.
– Дай.
Я протянул ей мягкую пачку «Явы» и зажигалку. Она закурила, лицо её на пару секунд осветилось ярче, и я увидел слезу, которая ползла по щеке. Стало тошно и больно. Что-то неприятное застыло в горле комком и никак не проглатывалось. Я достал мобильник, нажал кнопку, экран вспыхнул красками. Без десяти три. Мда.
– Яночка, ты спать не хоч…
– Нет.
– Поздно уже.
– Дай мне палочку крабовую.
– Закончились. Сосиски есть. Будешь?
– Давай, – она по-кошачьи выгнула спину.
Я щелчком отправил окурок в траву. Он описал красную дугу и пропал. Я подошёл к деревянному гостевому столу, чиркнул зажигалкой, нашёл упаковку сосисок, вытянул парочку, принёс Янке. Та выбросила «бычок» в костёр, аккуратно, двумя пальчиками взяла сосиску, пронзила её палочкой, поднесла к костру. Через несколько секунд сосиска зашкворчала.
– Она у тебя так сгорит. Кто ж в огонь-то суёт? Над углями надо, – сказал я.
– Серёж…
– Да?
– Я страшная, да? Некрасивая? Асексуальная? Обабилась? – с каким-то непонятным мне надрывом в голосе, произнесла она.
– Не понял. Чё за фигню ты город…
– Всё ты понял! – крикнула она, и в свете огня я заметил, как новая слеза немного извилистой струйкой скатилась по щеке.
Я почувствовал раздражение.
– Нет, не понял. И не пойму, пока ты внятно, с толком, с расстановкой, не объяснишь мне, что с тобой происходит!
Янка с шумом выдохнула. Затем отложила в сторону палочку с нанизанной на неё обгоревшей сосиской.
– Серёж, мне тридцать семь лет. Я старею.
– Фигня. Мне тридцать девять. Старше тебя на два года. Чувствую себя молодым.
– Это не одно и то же. Ты мужчина.
– Без разницы в данном случае.