Потом я рассказал о том, что мужчина зачастую ведёт себя именно как мужчина рядом с той женщиной, которая мужчину в нём видит. И что, если он начинает понимать, что в её глазах уже не мужчина, а так… То он теряет дорогу. Идёт в другом направлении. Сначала на ощупь. Потом начинает замечать варианты. Но эти варианты уже не подразумевают её. О том, что когда-то я понимал, что я самый-самый.
Самый нежный.
Самый умный.
Самый сильный.
А потом вдруг понял, что вполне себе обычный. Ничего особенного.
Зачем добывать, если нет очага?
Мы молчали уже около получаса. Её слёзы высыхали. У нас заканчивалось время, хотя никто никуда не торопился.
Она достала пачку тонких сигарет.
Я взял со стола зажигалку и дал ей прикурить. Когда это делал, у меня дрожали руки. Она затянулась, прикрыла ладонью рот и посмотрела в окно.
И вот тогда я понял.
Понял, что между нами всё закончено. И сказать друг другу больше нечего.
Все претензии показались мне смешными. Не было ничего такого, что нельзя было простить.
Но и любви больше не было, ни у неё, ни у меня.
Это был грамотный бухгалтерский баланс.
Дебет сходился с кредитом.
Сначала море любви, нежности и тепла.
Потом море обид, ссор и выяснения отношений.
Она потушила сигарету, встала, взяла свою сумочку, коснулась ладонью моего плеча и вышла.
Я смотрел на столик. Квадратный и деревянный. На нетронутые бокал вина и стопку водки. И понимал, что мы наконец-то всё сказали друг другу.
Девушка-мечта
Книга лежала у меня на коленях, и, склонившись над ней, сначала я увидел только сапоги, мелькнувшие чёрными кошками, рядом с моими ногами, когда она проходила к окну. Стильные, на высоких каблуках, с прилипшим к ним снегом. Я немного отодвинулся, чтобы пропустить девушку на свободное место.
Затем поднял глаза.
Книга была интересной. Правда. Была.
Девушка изящно сняла капюшон и рукава куртки сползли вниз, показав тонкие запястья.
Достала из сумочки мобильный телефон, размотала и подключила наушники.
Вставила в уши, обнажив маленькие серьги-кольца, до этого сокрытые волнистыми волосами, и принялась смотреть в окно.
Я забыл то, о чём читал.
Воспитание не позволяло мне любоваться ей в открытую. Я делал это украдкой.
Золотисто-рыжие волосы мягко ниспадали на плечи.
Непослушный локон соскальзывал на лицо. Несколько раз она пыталась убрать его за ухо, но он словно жил самостоятельной жизнью и вновь возвращался на облюбованную им щёку, закрывая бровь и глаз.
Маленькие, аккуратные ушки. Как у белочки. Мне даже захотелось угостить её орешком.
Вишнёвые губы слегка приоткрыты, отчего были заметны белые зубы. Совсем чуть-чуть и мне показалось это очень милым.