— Ты представляешь, под порошком!
— Наркотики? — пальцы Эдварда сдавливают руль.
— И сигареты, и наркотики, и алкоголь. Полный коктейль. Еще до моего появления! — фыркает Эммет, а потом, разом побагровев, еще кое-что тихо добавляет:
— И секс. С мальчишкой. У него и берет «травку».
— Эммет…
— Отказала мне из-за какого-то!.. — у него не хватает слов. Совершенно не собираясь останавливать себя, выпускает на волю поток ругательств, бурно осыпая ими весь салон автомобиля. Его самолюбие здорово пострадало сегодня. Дважды.
— Сучка, — в конце концов подводит итог Каллен-младший, запрокинув голову и отстраненно посмотрев в окно, — Белла Свон. Красавица, черт ее дери, Лебединая.
— Свон? — Эдвард хмурится, припоминая, что уже слышал эту фамилию, — как у того человека, который спроектировал для нас операционную систему? Рональд, кажется.
— Его дочь, — пожимает плечами Эммет, — иначе откуда столько бабок на наркоту?
Отвлекшись, мужчина пропускает поворот налево, к поселку. Вместо этого едет прямо, ошеломленно глядя на серое дорожное полотно.
— Ты проскочил, — недовольно бормочет Эммет, лениво глядя на указатели.
— Дочь Рональда Свона употребляет наркотики? — не обращая внимания на его предыдущие слова, переспрашивает Эдвард.
— Тебе от этого тепло или холодно?
— Он внес в мой фонд сто тысяч! — восклицает Эдвард.
— Он внес только потому, что надо было внести, — безжалостно парирует Каллен-младший, — ты думаешь, ему есть дело до твоих «обколотых»? Престиж фирмы, так сказать.
— Сколько ей? — мужчина притормаживает на обочине, оборачиваясь к брату, — сколько лет девочке, Эммет?
— Восемнадцать, девятнадцать… какая к черту разница? Газеты писали, что меньше двадцати.
И тут до него доходит. До воспаленного, уставшего, залитого алкоголем мозга доходит. Губы сразу изгибаются в оскале, глаза неприятно блестят. Он смотрит на брата с открытым вызовом, предупреждением. С истинным запретом.
— Нет, Эдвард!
А во взгляде того уже решимость и сталь. А там уже формируется план, подчинившийся глупому желанию, глупой цели. Очередной. Так всегда — скулы заостряются, губы поджимаются, глаза чуть-чуть прищуриваются, а пальцы ощутимо напрягаются.
Аут.
— Ты обещал мне, что Патриция была последней, — приводит последний аргумент Эммет, сжав ладонями обивку кресла. С отвращением приходится признать, что Эдвард куда упрямее его самого. Только скрыто. Только без лишних телодвижений, как говорится.
И дернул же его черт обратить внимание именно на эту девку!
— Надо обдумать… — прищурившись, говорит Эдвард.
— Ты не станешь… — шепчет Эммет, хотя знает, какой ответ последует. Без подсказок.