— Вы так часто ругались? — девушка немного напряглась, но не испугалась. Заострила внимание не на том, что было нужно.
— Мы не ругались, она действительно устала опасаться… меня, — мрачно выдал Эдвард, отставив пустую кружку на журнальный столик, — Эль, я ведь действительно… того.
Она хмыкнула, недоумевая неудачной шутке.
— Что ты такое говоришь? — нежно спросила, погладив по сжавшейся в кулак ладони.
Этот жест — простой, особенно ничего не значащий, но такой необходимый сейчас, сорвал со сдержанности Каллена последние оковы. Он рассудил, что бояться ему уже нечего. Что столько времени ждал, пока хоть кому-то можно будет сказать…
— В детстве я трижды был в клинике, — произнес он, чуть поджав губы, — они ставили мне разные диагнозы и по-разному лечили. А однажды мне надоело…
И он наглядно подтвердил все сказанное, проведя кончиками пальцев по своему шраму. От подбородка к вискам, полукругом. Без опасения.
— Я попытался перерезать… но успели. Зачем-то.
Изель сожалеюще прикусила губы, на ее лбу опять появились несколько морщинок.
— В клинике, которая?..
— Для сумасшедших. Для детей с психиатрическими проблемами, — мрачно доложил Каллен, — в восемь я чуть не удушил своего соседа по парте… тогда это и началось.
Его потряхивало от знакомых болезненных воспоминаний и Эдвард с трудом сдержался, дабы не выпустить наружу всю ту настоящую ярость, которая каждый раз охватывает при мысли о том дне сознание.
Эль инстинктивно отодвинулась немного назад, ближе к подлокотнику дивана. Вынудила его стиснуть зубы.
— Я тебя не трону, — дрогнувшим голосом пообещал он, зажмурившись, — не бойся. Я уже ухожу, все в порядке.
Поднялся, случайно двинув ногой журнальный столик. Девушка дернулась, подскочив на своем месте, однако так еще ничего и не сказала.
Но как только он, извинившись, сделал первый шаг в сторону двери, пришла к какому-то решению. Для себя.
— Я тебя не отпускала, — мягко произнесла, забрав с дивана плед и накидывая ему на плечи. Точно так же, как он ей свое пальто не так давно. С тем же блеском в глазах, обнажающим переживания. — Там же так холодно, а сегодня праздник… мы еще не ели равиолей, помнишь?
Эдвард смотрел на нее и не мог поверить в то, что происходит. Смотрел, как осторожно, выверяя каждый шаг, но не потому, что сама боится, а потому что опасается его напугать, подошла ближе, привстала на цыпочки, и… поцеловала его. С необъяснимой нежностью.
— Все хорошо, — неслышно прошептала, на мгновенье оторвавшись и заглянув в глаза, — все хорошо, Эдвард… не надо уходить.
Своих ладоней, которых никому не доверяет и никому не показывает, больше не прятала. Бережно переплела с его пальцами, приникая ближе к мужчине. Прижалась к нему.