Я не вижу мужа, но спиной чувствую его присутствие и то, как по-хозяйски крепко вокруг моей талии обвивается его рука. Притягивает к себе. Оберегает.
В то же время другой рукой, свободной, мистер Каллен в дружеском жесте похлопывает своего соперника по плечу. Отвлекает внимание неожиданных зрителей, поглядывающих на нас, чтобы сказать:
— Если еще раз я увижу тебя рядом с Беллой, ты не сможешь позволить себе никакого вечера, Алесс, даже в дешевом пабе. Я тебя уничтожу.
Меня против воли начинает потряхивать от этих слов и самой обстановки, в которой они произнесены. Колени подгибаются и на ногах удержаться удается лишь благодаря Эдварду. Сейчас он как никогда мне нужен.
— После твоего банкротства она сама ко мне придет, — мило отвечает итальянец, — конец деньгам — конец и браку. Прозаично, зато правдиво. Как часто так случается в наших кругах…
Я не могу стерпеть. Явственно чувствую, что если не выйду отсюда в ближайшее время, разревусь.
— Браки совершаются на небесах, мистер Ифф, — тихим, но зато не дрожащим голосом объясняю я, затылком чувствуя обеспокоенный взгляд мужа, — и небеса же их расторгают, не люди. Смертью.
Делаю глубокий, словно бы усталый, заскучавший вздох. Гляжу на дверь:
— Нам пора. До свидания.
Слава Богу, понявший меня, Эдвард не сдерживает порыва уйти. Разжимает руку, отпускает талию и позволяет, под своим присмотром, сделать оставшиеся три шага по коридору до двери.
Напоследок он что-то говорит Алессандро, но я уже не слышу. А потом выходит следом за мной.
На холодном воздухе улицы, где весна еще не до конца вступила в свои права, а ближе к утру обещали дождь, мы в молчании добираемся до машины.
С парковки черный «Мерседес» выезжает так резко, что без ремня безопасности, пристегнутого так своевременно, я могла бы разбить головой боковое стекло. Эдвард выжимает максимально допустимую скорость за несколько секунд и на ней, петляя между машинами, движется к трассе.
Меня начинает потряхивать как после неудавшегося адреналинового всплеска. Закутываюсь в легкий плащ, взятый с собой, и ненавижу его за тонкость материи. Не согревает.
— Он что-нибудь тебе сделал? — напряженным тоном, с мрачным лицом и ходящими под кожей желваками, спрашивает муж. Резко, громко, пугая меня.
— Нет…
— Но хотел, — и это уже не вопрос. Его пальцы сейчас с мясом вырвут руль из панели управления.
— Не знаю, — прикрываю глаза, откидывая голову на спинку сиденья, а руками обняв ремень, не допустивший на моей голове швов.
Хваленная смелость и яд тона, какой собиралась выплеснуть на Алессандро, теряются где-то в межвременном пространстве. Не понимаю, откуда они вообще взялись, а потому слабею на глазах — и в собственных глазах в том числе.