— ТЫ! — засмотревшись на брызги виски по кухне и почувствовав отвращение к запаху, запоздало понимаю, что баритон теперь скорее рык, нежели голос. И под стать ему освободившиеся руки мужа вряд ли можно назвать руками. Когти.
— Что ты делаешь? — стараясь не злить его больше прежнего, силюсь выдернуть ладони, — отпусти!
— ТЫ! — еще раз повторяет он, прокричав это так, что птицы в небе должны остановиться и заглянуть в наше окно, — ИЗАБЕЛЛА, ТЫ! СКАЖИ МНЕ! СКАЖИ МНЕ ПРЯМО СЕЙЧАС!
Он с невозможной силой сдавливает мои запястья, отбирая последний шанс вывернуться. Движение вправо-влево — сломает их. Без шуток.
У меня в груди холодеет, а глаза сами собой распахиваются.
— Мне больно…
— Будет больнее, — сжав зубы, шипит Каллен. Еще секунда — и вжимает спиной в стену возле стола. Не ударяет, не кидает, просто вжимает. И холодный бетон, окрашенный по единой цветовой гамме, впивается в кожу.
— Эдвард… — на глазах закипают слезы. Я была уверена, что знаю, что от него ожидать. Никогда, никогда агрессия мужчины не обращалась против меня. Он всегда клялся меня защищать и меня защищал. А теперь… теперь нет.
Он не тронулся рассудком? Ну пожалуйста, не надо!
— ГОВОРИ! — бескомпромиссный и безжалостный, велит, наклонившись к самому моему лицу, — ДАВАЙ ЖЕ, СЕЙЧАС! СКАЖИ, ЧТО БРОСАЕШЬ МЕНЯ! СКАЖИ, ЧТО УХОДИШЬ К НЕМУ!
О Господи…
Это уже не триллер, это фильм ужасов. И я в главной роли. И я у стены. И я сейчас лишусь если не обеих рук, то точно способности дышать. Вид разъяренного, пьяного, абсолютно бесконтрольного Эдварда способен довести до обморока.
Я упрямо молчу. Спрятав дрожь, слезы и выражение боли на лице, молчу. Мне ничего не остается.
— НЕ СМЕЙ! НЕ СМЕЙ ТАК, БЕЛЛА! — а муж расходится еще больше, встречая мое игнорирование, — НУ ДАВАЙ ЖЕ! ЧЕРТ ПОДЕРИ, СКОЛЬКО ЖЕ ТЕБЕ НАДО, ЧТО ДАЖЕ АЛЕСС С МОИМИ ДЕНЬГАМИ — МАЛО? ТЫ ЧТО, ХОЧЕШЬ ШЕЙХА? ВЫШКУ НЕФТИ? НЕ МОЛЧИ!
— Ты делаешь мне больно, — тихо, вынуждая его замолчать, чтобы услышать, бормочу я. Кожа белая, а кости трещат. Это не праздные слова.
— Ты мне тоже! — шипит он, опустив голову и тщетно пытаясь выровнять дыхание, — каждый божий день, мать твою, Изабелла… думаешь легко жить с мыслью, что однажды ты уйдешь вон? Со всем, что привнесла в мое существование?
— Неужели ты до сих пор считаешь так?
— А КАК МНЕ СЧИТАТЬ? — его передергивает и среди темных олив пробиваются похожие на мои слезы, — Кого ты на самом деле любишь? Меня? Или все же деньги? Не смей молчать!!!
— Я говорила сотню и даже тысячу раз, Эдвард, — всхлипываю, сморгнув соленую влагу, чтобы лучше его видеть, — и я не знаю, сколько еще надо сказать, чтобы ты поверил…