Юный Вольтури тяжело сглатывает. Он не желает это слышать, а самый главный кошмар воплощается наяву. Но то, как Аро смотрит, то, как гладит его… Даниэль уже почти плачет, а отказаться от всего этого не может.
— Но Даниэль, ты — это не он, — тем временем продолжает Аро, — твой характер… и твои увлечения. Все в тебе совсем другое. Ты замечательный отдельный человек, мой мальчик.
— Я — его копия, — с яркой, горящей ненавистью к себе шепчет мальчишка.
— Прекрасная копия.
— Но всего лишь копия, — он насилу вздыхает, — и не больше. Это истина и мы оба знаем.
Вольтури спускает с губ всякое подобие улыбки. С озабоченным, но в то же время собранным видом, в котором некому сомневаться, он целует супруга в лоб.
— Ты — смысл моей жизни, Даниэль. Ты ее радость, ты ее свет, — он смущенно пожимает плечами, но не таится, не сдерживает себя, — никогда и ни с кем на этом свете мне не было так тепло. Ты… часть меня, сuore. Вот где истина.
Мальчик нерешительно глядит прямо ему в глаза. Тоже не отводит взгляда.
— Ты это говоришь, потому что так чувствуешь?
Аро нестрого поглядывает на супруга из-под ресниц. По-отечески тепло гладит.
— Разве могут быть еще причины?
— Потому что я хочу так услышать?..
— Даниэль, — Вольтури прерывает его вопрос, осторожно притягивая несопротивляющегося мальчика к себе. Дважды целует его лоб, прежде чем тронуть щеки, — я никогда тебе не лгу. На всем этом свете ты единственный, кому я полностью доверяю. Ты мое вдохновение, мой мальчик. Когда я вижу тебя… это больше, чем простое счастье. Поверь мне, так оно и есть, а я ведь думал, что этого уже никогда не будет, — он скорбно усмехается, но качает головой и, усмехнувшись уже тепло, нежно, касается его губ, — и любовь моя к тебе не зависит ни от чего, сuore. Как бы ты ни выглядел, как бы ни одевался, как бы ни говорил… ты — это ты, Даниэль. Никто другой. И я люблю тебя. И готов доказать это так, как ты посчитаешь нужным.
Он говорит слишком искренне. Каждое слово, каждую фразу, каждое признание. У Даниэля перехватывает дыхание и в груди неровно стучит сердце. Он все-таки чувствует слезы на коже. Но вытирает их сам — вместе с тем же, как ощущение пустоты, боязни остаться одному, потерянности, затерянное в недрах сознание, всплывает наружу.
Даниэль всхлипывает. Запрокидывает голову, словно уговаривая влагу влиться обратно. Но нет, упрямая, она течет. И, через мгновенье все же решив, что ему все равно, мальчик не стесняется ее. Сделав нужный вдох, он кидается в объятья, что уже раскрывает супруг. И плачет, стиснув шелк его халата, обившись вокруг него. Плачет горько, но счастливо.