Темные оливы теплеют, практически наливаясь обожанием. Пальцы расслабляются, лицо утрачивает всякое беспокойство. Эдвард счастлив.
— Мне следовало сказать тебе об этих приступах до того, как сделал предложение, — грустно признает он, убрав один из локонов с моих плеч и поцеловав кожу под ним, — я поступил нечестно. Но если бы ты не согласилась, не было бы этой проблемы. Я бы просто вернулся под чьи-нибудь колеса.
— Не говори так, — я хмурюсь и смаргиваю стремительно возвращающиеся слезы, — неужели ты боялся, что я передумаю?
— Я был уверен, — мужчина грустно хмыкает, — далеко не каждый на такое пойдет, понимаешь? Я до сих пор удивлен, что ты вообще осталась…
— Ты бы тоже остался.
— Да, — он не сомневается, — но все равно сложно поверить, не правда ли? Это приходит со временем — вера. И уверенность.
— И уверенность, — эхом подтверждаю, приникнув своим лбом к его, — ну конечно же, любимый.
В окна столовой светит солнышко, небо сегодня безмятежно-голубое, а полуденная жара заставляет всех прятаться в домах, офисах и автомобилях. Сигналы клаксонов с трудом, но долетают до нашей квартиры, пугаются летящие мимо птицы — это их высота.
Я тоже чувствую крылья за спиной. От признания Эдварда, от уверенности в том, что с ним все будет хорошо и эта боль проходящая, от осознания, что он открылся мне до конца, ничего не утаив, от веры в него… и от веры в то, что я могу сделать. Ради него могу.
Непременно.
Эта поездка была запланирована заранее.
Еще когда только узнала, что день рождения человека, с которым собиралась разделить свою судьбу уже с третьей нашей встречи, слава богу, не случайной, приходился на двадцать третье декабря, решилась на какую-нибудь авантюру, чтобы сделать этот день для него запоминающимся.
Эдвард дарил мне десятки подарков и удивлял не покладая рук. Наблюдая за блеском моих глаз, за моей улыбкой и восхищением он, как признавался, сам становился счастливым. И тоже самое хотела почувствовать я — хотела удивить, восхитить его. Показать, как сильно, на самом деле, люблю.
Поэтому, начиная с сентября, я стала копить деньги. В тайне от него, конечно же, в банке из-под шоколадного печенья, запрятанной на верхнюю полку в дальнем углу шкафа.
Дни шли, становясь неделями, недели сменялись месяцами. Я брала для себя лишние фотосессии, снимала на заказ, редактировала фотографии за Элис и даже выезжала на природу в страшную жару, дабы продать пару фото журналу о птицах, ставшему таким популярным в Сиднее за последние пару лет.
В итоге, сумма поднакопилась значительная: около трех тысяч долларов. По сравнению с общим номиналом того, что надарил мне за все это время мистер Каллен, такие деньги, разумеется, были смешными, но уже не стодолларовой купюрой, которую когда-то я считала значительным подарком.