— Батька!
Моргаю, но ничего не вижу. Сбоку раздается щелчок, загорается неяркий свет.
— Ван! Юрка!
Оба китайца, одетые в белые нательные рубахи и кальсоны, стоят у моей кровати и счастливо улыбаются. Их лица в синяках и ссадинах, у Юрки правая рука в лубке и висит на перевязи.
— Батька, живой!
Хриплю с натугой:
— Пиить!
Ван протягивает мне граненый стакан с водой. Выпиваю до дна и облегченно вытягиваюсь на кровати. Оба приседают на корточки, лицо Вана становится серьезным. Я слушаю его горячечную скороговорку:
— Батька, мы не знать куда попасть! Тут люди быстро-быстро катать в железный коробка, смотреть волшебный ящик, носить волшебный ящик с живой картинка, свет идет по веревка, баба бесстыжий, ходить голый нога и показать сиська. Улица зима, лед, мороз, печка дом нет, а тепло.
— Ваня, что со мной?
Мой голос слаб, с удивлением понимаю, что я еле двигаю языком. Но Ван обрадованно скалит зубы в улыбке:
— Батька, ты сломать рука, ударить шея, башка. Ноги не ломать. До-ку-тор сказал смотреть, как открой глаза его звать.
О, я могу шевелить левой рукой. А правой… не могу, она забинтована и очень тяжелая. Гипс.
— Помоги мне встать!
Ван резво выпрямляется, протягивает мне руку, хватаюсь за нее. Юрка вскакивает, становится рядом с Ваном, левой рукой пытается помогать. Сажусь на кровати. Голова кружится. Где мы? Судя по интерьеру — больничная палата, кровати, тумбочки еще советского образца, аляповатый ночной светильник на стене и голая лампочка, свисающая с потолка. Походу, сельская больница. Пытаюсь встать на ноги, но чувствую сильную слабость, мне жарко, на лбу испарина. Нет, не сегодня.
— Ван, тут есть… как же ему понятно сформулировать… э-э-э женщина, девушка — доктор? Ну, в белом халате, которая ночью смотрит за больными?
Ван снова улыбается и радостно кивает:
— Да, батька. Есть. Бесстыжая. Дает сиськи трогать. И жопу. Смеется.
Юрка жизнерадостно скалится. Вот же ухари!
— Позови ее. Только тихо. Чтобы другие не знали.
Ван быстро и бесшумно выходит из палаты. Через пару минут вместе с ним заходит полноватая нанаечка не старше двадцати пяти с миловидным личиком и задорно торчащими грудями размера эдак четвертого, обтянутыми халатиком медсестры. Н-да, такие ноги грех прятать, но рабочий халат выше колена — это чересчур. Неудивительно, что у парней взыграло ретивое.
Увидев сидящего меня, она становится строгой:
— Больной, вам нельзя вставать!
— Девушка, как вас зовут?
— Таня меня зовут, — и безапелляционным тоном добавляет, — а вам надо лежать! Ложитесь немедленно!
— Сейчас, сейчас, — я послушен как ребенок, — Танечка, милая, я хочу позвонить.