— Хе, получается французы с англичанами трусы, а не вояки!
— Ишшо какие! — Никанорыч раскраснелся, движения стали резкими, речь отрывистой. Видно, что мыслями он сейчас там, в Петропавловске. Глотнув чаю, он продолжает:
— Опосля они три дня на кораблях сидели, готовились. И мы тожеть. Разбитые батареи починили, порох — ядра поднесли, снова ждем. На четвертый день опять война — бомбами по батареям да по кораблям. И десант на лодках, под тыщу человек, чтобы уж сразу наверняка ударить.
Опять они две наши батареи артиллерией снесли, пушки да людей побило. Кто с тех батарей живой остался, отошли к городу. И нашей батарее досталось, тогда меня в ногу и ранило. Но стерпел, да и вгорячах не шибко больно. Замотали мне ногу и снова я к своей пушке. Тут десант ихний, на нас идут. А мы их картечью! Стали они густо падать, увидели, что не пройдут и на сопку отошли. Батарейными пушками их стало не достать, углы возвышения не те, директрисы огня другие. И некогда пушки разворачивать, не успеем. А англичанам с той сопки и в город легко попасть и другие батареи можно с тылу расстреливать со штуцеров своих. Завойка, енерал петропавловский, увидал такое дело, кричит — Ко мне все! Мы сбежались, он и говорит — надо десант отбить, а иначе все погибнем без славы и без толку и город отдадим ни за понюх табаку. Мы ружья похватали, примкнули штыки и вперед. И он с нами! И ахвицеры наши! По сопке вверх, напролом, через стланик[34] быстрее лосей рванули. Как поближе подобрались, по супостату залпом из ружей ба-бах! А потом "Ура!" и в штыки пошли! Как крысы англичаны заметались, ей богу! И снова их много больше нас, а задали стрекача оне сразу, по кустам прятались, часть со страху со скалы кидалась, лишь бы от штыков наших втечь. Я двоих аль троих штыком приколол, а иные матрозы да мужики-петропавловцы по пять-семь! У некоторых и по дюжине вражин набралось, особливо у кого родичей да товарищей ядрами поубивало.
— Страшно было?
Никанорыч сначала молчит, шмыгает носом, потом признается:
— Когда бомбы к нам на батарею стали долетать, страшно! Ить не знаешь, куда она, подлая, попадет. Ранило, так дюже испугался. Бахнуло шибко, оглушило, по ноге как палкой железной, не чую ее. Но на ноги встал, шагнул раз, другой, вроде могу ходить-то, хоть и болит. Жонки местных мужиков при батареях были, раненым помогать, прибежала одна, холстинкой ногу замотала, попить принесла, а я и ничего, вроде оклемался, только разозлился — страсть! А в атаку пошли, уже и не страшно, наоборот — азарт: мы вас, сучье племя, как портянки щас порвем! И штык воткнем по самую сурепицу! И воткнули! После боя в плен взяли всего штук пять англичанов. Это, которые по кустам схоронились, да мертвыми прикинулись. А тех, кто не убежал, всех на штыки вздели!