Видимо, Департамент полиции крайне преувеличивал роль Черняка в революционном-движении и стремился во что бы то ни стало захватить его в свои руки. Черняк был вызван в Стокгольм таинственной телеграммой, которая гласила “Alexis venez Nathalie” и которую, как он предполагал, ему прислала якобы Климова (одна из видных максималисток); здесь он был арестован шведской полицией, посажен в тюрьму и был бы несомненно выдан русскому правительству, если бы не энергичная кампания, которую повели его друзья в Париже и в других европейских центрах против этой выдачи, и не экстренная поездка брата Черняка в Стокгольм, где он, со своей стороны, сумел заинтересовать в этом деле и прессу, и парламентские круги. Молодой Черняк был освобожден из стокгольмской тюрьмы, но немедленно выслан из Швеции.
На пароходе, в пути из Стокгольма в Антверпен, Черняк и еще двое из пассажиров этого парохода таинственно скончались от отравления, причины которого и доселе остались далеко не выясненными; многие предполагают, что злого умысла в этом отравлении не было и что Черняк был отравлен случайно газами, исходившими из трюма, вследствие разложения сложенных там фосфористых соединений.
Другая гипотеза, которая вначале казалась наиболее вероятной и которую мы усиленно защищали в иностранной прессе, а Центральный Комитет партии эсеров и в официальных заявлениях, была та, что Черняк отравлен агентами русской полиции. В Антверпене бельгийская социалистическая партия устроила Черняку торжественные похороны, превратившиеся в грандиозную манифестацию против русского самодержавия, манифестацию, в которой приняли участие несколько десятков тысяч человек с сотнями знамен и венков.
В архивах заграничной агентуры найден следующий документ, относящийся к самому началу этой трагедии.
Гартинг докладывает 22 ноября 1906 года, между прочим, следующее:
“В случае, если бы Ваше превосходительство признали целесообразным возбудить вопрос о выдаче Черняка нашему правительству, я позволяю себе почтительнейше высказать мнение, что благоприятного результата легче можно будет достигнуть, обратившись для сего письмом на имя стокгольмского полицмейстера Гинце: судя по заявлениям, сделанным мне за последнее мое пребывание в Стокгольме начальником местной полиции г. Стендалем, можно думать, что при возбуждении вопроса о выдаче Швецией политических преступников путем дипломатическим не только потребуется гораздо более времени, но необходимо будет к тому же непременно обосновать ходатайство на вполне легальных и фактических доказательствах виновности. Что же касается телеграфного предложения Вашего превосходительства о высылке арестованных в Швеции лиц мне в Финляндию, а не непосредственно в Россию, то я обратился по сему поводу к начальнику Стокгольмской тайной полиции и, по получении от него ответа, не премину безотлагательно довести его до сведения Вашего превосходительства.