— Ну что ж, ищите. Вот не предполагала, что у норвежцев принято...
Уже второй раз в разговоре затрагивают национальность. Вринс тоже бросил что-то очень похожее и с такой же оскорбительной интонацией.
— Мне выйти? Хотите порыться в моей постели?
Лихорадочными движениями она сорвала простыни и одеяло, смахнула на пол немецкий роман, который, видимо, только что начала читать.
Петерсена поразило, насколько изменилось ее поведение. До сих пор, если не считать вечера, когда она была пьяна, Катя сохраняла самообладание, никогда не терялась и не давала повода в чем-нибудь ее заподозрить.
А теперь она неумело маскирует негодованием подлинную панику. Язвит, мечется, еле удерживается от брани. Снимая чемодан с сетки, уронила его, и вещи разлетелись по каюте.
— Мое белье. Полагаю, вас оно тоже интересует?
Она была не одета, не напудрена, не накрашена, кожа у нее блестела от пота, и это, естественно, усугубляло ее замешательство.
— Что вам еще угодно посмотреть? Кстати, почему бы мне не спрятать деньги под пижамой? Снять ее?
Она расстегнулась.
— Убедились теперь, капитан? Минутку! Вы забыли мою шляпную картонку.
Инспектор, покрасневший до ушей, лишь неуклюже отмахивался.
Однако Петерсен, стоявший в дверях, оставался мрачен и невозмутим. Он вспомнил фразу Крулля: «Не лезьте вы в это».
Он, кажется, начинал понимать его. Разве Катя Шторм не столь же чужда и непонятна для него, как лапландка из Финмарка, несущая детей на спине через тундру?
Госпожа Петерсен была старшей дочерью протестантского пастора. Капитан ухаживал за нею целый год. Их свидания происходили в саду при деревянной, выкрашенной в зеленый цвет церкви, и влюбленные вечно были окружены младшими детьми, самому маленькому из которых было всего шесть лет.
Она играла на органе. Петерсен аккомпанировал на скрипке. И в нем не оставалось даже воспоминаний о портах, где он побывал, и грубых сценах, очевидцем которых нередко становился, не пытаясь вдуматься в происходящее.
У его второго помощника была невеста, у старшего механика — восемь детей.
Летом, когда пароход заполняли туристы, в салоне гремел патефон и по всем углам шел флирт, ему тоже случалось проводить ночь в чужой каюте.
Но уже наутро все забывалось. Он старался изгладить из памяти чужое лицо. И привозил своим малышам лапландские игрушки из Тромсё.
Приключения такого рода научили его одному: бывают чрезмерно нервные, пожалуй, даже опасные женщины, которые не способны спокойно жить в удобных, уютных коттеджах. Кое-кто из них так смущал его, что ему не терпелось прервать свидание и вернуться к себе на мостик.