— Чем злиться, скажите лучше, Том, вы-то фильм видели?
Квинтильяни не был человеком досуга, он не любил ни рыбалку, ни туризм, а спортом занимался исключительно для поддержания формы. Он проводил редкое свободное время за чтением эссе, неизменно так или иначе затрагивавших его профессиональную деятельность. Кино? Воспоминания о драйв-инах, где фильм был не так важен, как девица на заднем сиденье, или просмотр фильмов в комнатах отдыха во время учебы и особенно множество фильмов, по его мнению, совершенно неинтересных, которые показывали во время большинства его поездок на самолете. Однако «Хороших парней» он смотрел, как и множество других фильмов про мафию, — для информации. Ему необходимо было знать, что за кумиры у тех типов, которых он выслеживает, понимать их язык, улавливать словечки, до которых кинематограф был великий охотник.
— Вы действительно хотите в это играть? — прошептал он на ухо Фреду.
Тот знал лексикон Тома назубок и перевел вопрос так: «Поганый засранец Манцони, только попробуй что-нибудь выкинуть, и я тебе так подгажу жизнь, что ты пожалеешь, что не подох в тюрьме».
— Для вас это будет поводом задать мне ряд вопросов, которые вас подзуживают уже давно, и может быть, сегодня вы получите ответы, Том. Разве не стоило из-за этого выйти из дома?
Намек, который Том воспринял в настоящей форме: «Пошел ты в задницу, ищейка поганая».
Свет погас, наступила тишина, и белый луч высветил экран.
* * *
Магги поставила машину перед домом и махнула рукой Винсенту, который стоял у окна и курил сигарету. Она вошла в гостиную, тут же рухнула на диван и закрыла глаза, по-прежнему ощущая, что она только что побывала в Зазеркалье. На обратном пути она невольно вспомнила зал в Ньюарке, который арендовало местное отделение Армии спасения, и где ежедневно собирались бродяги, нищие-бомжи. Деревянные столы, скамейки, и все эти люди, сидящие там часами, спасаясь от уличного холода, скуки, страха перед людьми и особенно голода. Через грязное стекло она заглядывала в этот аквариум нищеты и почти зажимала себе нос, воображая, какая вонь стоит внутри. Пару раз она хотела войти в эту дверь, испытать головокружение при виде самого худшего, и мешала ей сделать этот шаг не боязнь столкнуться с человеческим падением, а странное ощущение, что она в отречении от самое себя зашла дальше их. Эти мужчины и женщины с всклокоченными волосами сохраняли своеобразное достоинство. Она — нет. Принять жизнь и ценности Джованни Манцони значило утратить всякое уважение к себе. Если бы местные оборванцы догадались, какой жизненный крах пережила эта красивая дама в меховом манто, они бы сами подали ей милостыню.