Малавита (Бенаквиста) - страница 76

Он минуту цеплялся за это убеждение, пытаясь ощутить его как очевидность. Он ее любит. Ясное дело. Он не может сомневаться в любви к ней. Да и как можно усомниться в любви? По каким признакам? Даже найди он эти признаки, все равно не поверил бы. Есть ли пары, не подверженные разрушающему действию времени? Как порывы душевной теплоты через четырнадцать лет могут остаться неизменными? Мурашки внизу живота, когда она только покупает лифчик, шквал поцелуйчиков без всякого повода, почти неприличные объятия на публике. Все это в прошлом, но все это было, и это главное. Да, он-то еще любил ее, но по-другому. Он по-прежнему восхищался ее фигурой, несмотря на годы, ему казалось, что она даже стала трогательней. Он любит Сандрин, чего уж тут думать. Я люблю свою жену. Глупо даже задаваться таким вопросом. Он любит ее, какие тут сомнения. Он любит ее, даже если желание куда-то делось. Даже если ему случается мечтать о других женщинах. Вот именно что мечтать. Он никогда не изменял Сандрин. Или делал это так далеко за пределами Франции, что не в счет. Он любит ее, а это что-нибудь да значит, даже в наши дни, правда? Он любит ее, проблема в другом. Как бы то ни казалось парадоксальным, он меньше ощущал ее присутствие. Он по долгу фирмы бороздил земной шар, а ощущение было такое, что это Сандрин отдалялась от него. С тех пор как его карьера прибавила газу, она следила за тем, что с ним происходит, издалека и все меньше играла роль партнера, соратника, который хранит основы. Они перестали быть командой-победительницей. Он чувствовал, что теперь Сандрин больше озабочена тем, что станет с Алексом или Тимоти, а не с ним. Складывалось впечатление, что он доездился до того, что про него стали забывать. Это вообще черт знает что, но проще всего объяснить все именно так.

А ведь сколько он работает — и единственно ради блага семьи. Доедая грушевую шарлотку, он вдруг со всей ясностью осознал: уходящие на фронт обречены на одиночество.

— Не хотите ли чего-нибудь выпить, господин Массар?

Стюардесса уже встречала Филиппа во время одного из предыдущих полетов и помнила, как подавала ему две рюмки грушевого ликера на подлете к аэропорту Сингапура. Страх перед посадкой тут был ни при чем, но глоток спиртного задавал тон всей поездке и позволял ему найти правильный ритм. В Бангкоке главное был тайминг. По выходе из самолета такси отвезет его в его отель «Грейс» на Сукхумвит. Затем последует долгий теплый душ и переодевание в свежую одежду, потом сухой мартини на террасе бара, в роскошном патио, окруженном вентиляторами, — в ожидании прихода Перселя и генерального директора ФНУ «Таиланд лимитед», фамилию которого Филипп все никак не мог запомнить. Они поужинают в бамбуковом домике в Круа Тай Лао курицей по-лаосски с необъяснимым вкусом, чтобы быстро решить все текущие дела, назвать последние цифры, намекнуть на прирост капитала при посредстве конторы. Потом в виде компенсации пойдут выпить в традиционный бар Пат-Понга, без особых излишеств, чтобы не нарушить завтрашний день. Филипп, с рюмкой грушевого ликера в руке и взором, затерянным в туманных сумерках королевства Сиам, прокручивал продолжение поездки — гораздо более интересный фильм, чем тот, что демонстрировали в салоне. Дальше — пробуждение, легкий кофе, и сразу потом прямиком в Читлом, на повозке, на массаж к Абсаре, если она свободна, или к другой девушке на выбор, но ни одна не могла сравниться с Абсарой. В прошлый раз она сказала, что у него красивые глаза. Она как-то по-особому умела с ним обходиться, расслабить его прямо от порога, так обращаться с его телом, чтобы он оставил всякое сопротивление, вызывая с ходу эякуяцию после непреодолимого желания взять ее. Потом она тщательно массировала его, не щадя ни единого сустава, ни единого позвонка, и так до следующей эрекции и ее счастливого исхода, как говорилось в этом заведении. Покидая объятия Абсары, Филипп оставлял всю нервную и физическую усталость, связанную со сменой часовых поясов, и получал возможность наконец прожить пребывание в Таиланде по местному времени. В предвкушении этого маленького счастья он откинулся в кресле и закрыл глаза, смакуя последние капли ликера. Потом, готовясь к посадке, закрыл ежедневник и убрал его в портфель. Он заметил торчащий из бокового отделения загнутый угол газеты, которую Сандрин практически всучила ему насильно и о существовании которой он совершенно забыл. Из любопытства он вытащил газету и развернул ее, попутно пристегивая ремень.