Вот только Аодхэн лишь поднял брови — похоже, его подобное обращение не удивило.
— Я велел тебе держаться от девушки подальше, Эш.
— А я просил не лезть, Аодхэн! Неужели так сложно оставить меня в покое?
— Ты не знаешь, о чем просишь.
— Ты лезешь в мою жизнь! — Он сделал глубокий вдох и снова повернулся ко мне: — Тина…
— Ты далеко пойдешь, Эш Вандерфилд, — медленно произнесла я. — У тебя аналитический ум, нестандартный подход к проблемам и умение перешагивать через людей. Идеальный сноб!
Сунула проклятый дневник в руки мрачного Вандерфилда.
— Тина, послушай…
— Тина? Разве я уже не пустышка? Не нищенка, не дворняжка? Надо же.
Эш нахмурился и яростно глянул на профессора:
— Я тебе этого никогда не прощу.
Тот безразлично пожал плечами:
— Так будет лучше, Эш. Для всех.
— Профессор ни при чем, — разозлилась я. — Он лишь открыл мне глаза! Это ты написал… все то, что написал. Бездна… а я ведь мучилась раскаянием из-за этого копья! Винила себя! Знаешь что… так тебе и надо, Эш! Ты недостоин тех чар, что получил лишь благодаря правильной семье!
Его лицо окаменело, словно маска. Глаза потемнели, челюсть сжалась. Больно… я сделала ему больно. И тут же стало стыдно и горько, но я лишь выпрямила спину.
Профессор смотрел мрачно.
— Я могу идти? — произнесла я.
— Еще минуту, Тина. С завтрашнего дня вы станете проживать в этой башне.
— Что? — изумилась я.
— Что? — почти зарычал Эш. — Ты рехнулся?
— Закрой рот! — Аодхэн ударил по столу ладонью.
Правда, подпрыгнула только я, Вандерфилд продолжал сверлить профессора злым взглядом.
— Она не будет жить с тобой, — процедил он сквозь зубы.
— Студентка будет проживать в комнатах для тех, кого я курирую. — Невозмутимость вернулась к Аодхэну, только в темной глубине глаз вспыхивали злые огоньки. — Это решено, приказ подписала ректор ВСА. Теперь я лично буду присматривать за Аддерли. Тина, идите собирать вещи.
Аодхэн кивнул, я подхватила свою сумку и вышла в коридор. В голове образовалась пустота. Казалось, там даже гуляет эхо, разнося одно-единственное слово: «Что?» И оно катилось, катилось, словно перекати-поле по пустыне, царапало колючками и сводило с ума бессмысленностью.
Я слетела вниз, где меня догнал Эш. Схватил за руку, я вырвалась.
— Не трогай меня. Не смей!
— Нам надо поговорить!
— Да? — Развернулась, сложила руки на груди. — Говори. Скажи, что ты это не писал.
— Писал. — Он нахмурился. У глаз залегли усталые морщинки, которых раньше не было. И снова кольнуло в груди — остро, болезненно. Та самая льдинка, что поселилась во мне с ночи падения.
— Или ты так не думал?