С уже знакомым ощущением в живот мне уперлась труба невидимого пылесоса, вмиг вытянув наружу эту самую Ки – чем бы она там ни была – до последней капли. Резко ослабевшие ноги подогнулись, и не ухватись я рефлекторно обеими руками за раковину – наверняка упал бы на пол. Поврежденное плечо обожгло – точь-в-точь как в момент ранения, только на этот раз будто бы не жарким пламенем, а холодным льдом – и боль в нем исчезла без следа. Должно быть, пропала и сама рана – но, увы, этого я увидеть уже не смог: лампочка над зеркалом, освещавшая кабинку туалета, прощально мигнув, погасла, погрузив мой тесный закуток в непроглядную тьму. И еще внезапно вокруг стало тихо. ОЧЕНЬ тихо.
Судорожным движением нащупав рукоятку двери, как был, без футболки, я высунулся в салон.
Здесь было светло, но столь же замогильно тихо.
Тихо. В самолете. На высоте десять тысяч метров. С работающими двигателями. Работающими ли?!
– Эй, это мы что, горючее таким макаром экономим?! – раздался с одного из последних рядов недоуменный вопрос. По-русски.
На говорившего испуганно шикнули. Где-то впереди истошно завизжала женщина, ей вторила еще одна. Под потолком сухо щелкнуло, и из-под панелей перезрелыми гроздями повалились ярко-оранжевые кислородные маски. В следующий миг пол салона стремительно ушел у меня из-под ног. Не удержав равновесия, я плюхнулся на пятую точку – уже, в общем-то, поняв, что происходит.
Двигатели молчали. Лишенный их поддержки, самолет беспомощно падал. И причиной этому был я со своей проклятой Ки! Вчера в Токио, возвращая к жизни подстреленную бандитом Миюки, я попутно обесточил полквартала. Свет в доме вырубило, лифты встали – и, покидая квартиру, нам пришлось топать с двадцать второго этажа по узкой и темной запасной лестнице. Спутница еще, помнится, заметила мне, что, во избежание подобных эксцессов, Ки нужно учиться контролировать. Как я мог забыть об этом предостережении?! Из-за какого-то дурацкого пореза угробил, по ходу, полный пассажиров «Боинг»! А заодно и самого себя!
Как ни удивительно, страха я не испытывал вовсе – его полностью вытеснило щемящее чувство вины. Не наблюдалось особой паники и в салоне лайнера. После появления кислородных масок быстро стихли начавшие было раздаваться тут и там истеричные выкрики – с пластиковой воронкой на лице особо не поголосишь. Никто не вскакивал со своих мест, в проходе торчал один я – да еще ответственная стюардесса, как видно, поспешившая мне на помощь из начала салона, но также не удержавшаяся на ногах, когда пол под ними внезапно накренился.