— Только то, что ты утратила разум, горюя по отцу. Вот что это значит, мама.
Эрвианна резко выдернула лист из руки Валении и поднесла его край к пламени свечи. Огонь благодарно и жадно лизнул бумагу. Пополз вверх, сминая её и оставляя по себе чёрный пепел. А оплавленный остаток герцогской печати отправился вслед за истратившим силы песком.
— Это невозможно…
— Это более чем возможно. Оставь эту затею. И меня оставь, — устало сказала Эрри. — Сию минуту.
Словно неживая, Валения прошла к выходу и ослабевшими пальцами отодвинула засов.
— Доброй ночи, Эрри, — хрипло сказала мать.
— И тебе сладких снов, мама.
Ещё несколько мгновений Эрри стояла, молча глядя на закрывшуюся дверь. Она была зла, как никогда в своей жизни. Как никогда она хотела вцепиться в горло хоть кому-то. Но тут же улыбнулась.
— Я поговорю с тобой наедине, отец, — тихо прошептала она.
— Купальня готова, госпожа, — прошелестела Оси, показавшись в двери спальни.
— Хорошо, Оси. И расстели постель, мне нужно выспаться сегодня.
Но — легко сказать. На деле сон не шёл к герцогине долго. Она ворочалась с боку на бок, а мысли, что вертелись в голове, заставляли сердце то бешено колотиться, то замирать или и того хуже — останавливаться. И только когда рассвет окрасил небо розовым, её накрыло тёмным одеялом сна. Но даже оно не смогло спрятать её от тревоги. Темнота эта шепталась чёрными тенями, шипела гадами и рвала её на части, пока герцогиня не вскочила, отирая с лица холодный пот и липкий страх.
Чувствовала она себя так, словно всю ночь убегала от бешеных псов Великих, и если бы не проснулась, то они бы её настигли… Об этом сообщило зеркало, которое отразило и опухшие от слёз глаза, и синяки под ними. Показало растрескавшиеся губы, которые Эрри раздражённо поджала.
— Лува!! — выкрикнула она так, что у самой заложило уши.
Служанка тут же вбежала в спальню и торопливо согнулась, по инерции едва не упав на колени.
— Да, госпожа… — дрожащим голоском сказала она, не зная, чего и ожидать от взбешённой леди Байе.
— Мне нужны отвары, что снимают отеки, и гусиный жир с сухими ветками чемберы. И ещё найди мне настой адолии.
Последняя просьба заставила Луву побледнеть. Адолия была ядовита — порой чайной ложки хватало, чтобы убить человека, а запах — сладок, как сироп из плодов тауни. Известны случаи, когда этим коварным ядом приправляли десерты и вина, отправляя на тот свет недругов. Истинно женское оружие.
Но Лува не посмела бы спросить у герцогини де Байе — зачем той понадобилось столь опасное зелье.
— Минуту, госпожа, — сказала она и, собравшись с силами, побежала по коридорам замка — собирать всё, чего требовала Эрвианна.