Шустрая Кэт (Гуйда) - страница 155

— О! Даже так? — проигнорировала я его благородный порыв, и братец, пожав плечами, опустил руку. — А твоя родовая гордость позволила тебе смотреть, как я выживаю на улицах Квартала Семи Висельников? Что ж твоя родовая гордость молчала, когда я резала кошельки на рынке и у Храма Единого просила милостыню? Знаешь, как-то мне слабо верится, что ты, будь действительно моим братом, смотрел бы…

— Узнаю мою драгоценную сестрицу, — перебил меня некромант. — Сразу с претензий и обвинений. Нет чтоб сказать: «Спасибо, любимый братец, что не оставил меня и дальше в темнице томиться…»

— Это ещё выяснить требуется, братец ты мне или кто. Почему же ты не уточняешь, что героически спасал меня из тюрьмы, в которую сам меня и заточил. За что, кстати?

— Ты и правда абсолютно ничего не помнишь из той жизни, что прожила до обретения нового тела? — спросил он тоном, с которым стражник обычно спрашивает: «Ты меня что, за дурака держишь, а ну признавайся, куда колечко спрятала?»

— Абсолютно ничего, — ответила я, чувствуя внутри какую-то пустоту. Эта пустота опустилась тяжёлым камнем на грудь и давила так, словно хотела задушить меня насовсем. — Что я должна помнить, Рикар?

Некромант присел на корточки. Зелёные огоньки оказались так близко, что мне на миг показалось, что за ними можно разглядеть чёрные омуты глаз, принадлежащие Рикару Ролдену. И мне снова стало жутко. Я и хотела, и одновременно не хотела, чтобы он ответил на мои вопросы.

— Это была весна. Жаль, что ты не помнишь, как красива была та весна. Ты так любила наш сад. Каждую весну он одевался в белое и нежно-розовое. А ты днями могла сидеть на лавочке и смотреть, как срываются цветочные лепестки и кружат в воздухе, подхваченные порывами ветра. Ты всегда была точно такой же, светлой и нежной. Тебя хотелось защищать, оберегать, спрятать от всего зла в мире, чтобы не сломало, не искалечило… Все изменилось, когда умерли родители. Маму убили разбойники, напавшие на её экипаж в пригороде Соонешо. А отец не вернулся с тасаверийских островов. Так мы остались вдвоём. Ты изменилась. Я тоже изменился, но ты стала неузнаваема. Если до этого ты всегда предпочитала светлые и лёгкие одежды, то после — чёрное, бордовое, тёмно-синее. Если до этого ты проводила много времени с подругами, то после стала затворницей нашего поместья. Я едва смог уговорить тебя поступать в Академию. Но именно она спасла тебя от неминуемого безумия…

— Подумать только, Академия магии и ведовства спасла мою душу от гибели дважды. Прям рок какой-то…

— Что-то вроде того, — качнулась, кивая, тьма. — Ты была очень сильным магом и способной ученицей. И учёба, нагрузки, занятия и практика, новые друзья постепенно возвращали тебя в этот мир. Ты даже помогала мне в моих исследованиях. Помнишь? Ах, ну да… мы могли сутки не выходить из родительской лаборатории. Вообще-то Артефакт Ролдена наша с тобой общая разработка. Кто бы мог подумать, что он… — Рикар запнулся, словно проглотил несколько слов, которые так и не решился бы озвучить. Но спустя несколько секунд собрался и продолжил: — Так вот. Тогда была весна. Мы разобрались с одной нестыковкой в схеме заклинания и праздновали это событие в ресторанчике «Вишнёвый сад». Ты, конечно, не помнишь, но ты жутко любила мороженое с вишнёвым джемом. Вот мы и выбрали именно это место. Ты была в красном платье. Оно невероятно шло к твоим тёмным волосам и карим огромным глазам. Я гордился тобой и немного нервничал оттого, что мужчины оглядывались на тебя и задерживали взгляды. Ты танцевала и веселилась. Мы пили шампанское… а потом что-то произошло. Скорее всего, именно в шампанское чего-то подмешали… На следующее утро к нам пожаловала стража. В ту ночь был убит молодой человек. Его тело нашли в подворотне недалеко от «Вишневого сада», со следами кровавого ритуала. Какого именно, мне не сказали, как и не показали труп. Одна официантка вспомнила, что этот молодой человек был одним из тех, что танцевал с тобой накануне вечером. И даже это ещё не было бы приговором, если бы спустя несколько дней какой-то бродяжка не заявил, что видел тебя в той подворотне — в тот момент, когда ты расправлялась с неудачником-кавалером.