И только я об этом подумал, как неожиданно услышал выстрелы и глухой взрыв примерно в той стороне, где был расположен интересующий нас объект. В мой бинокль стали видны сполохи огня (одно из зданий явно загорелось), а над крышами в темнеющее небо потянулся дым. Потом бабахнуло еще несколько тихих одиночных выстрелов. При этом сигналов воздушной тревоги никто не подавал. Блин, что это за дела? Неужели всего в полусотне километров от того самого бункера, где резвился со своей Евой Браун один всемирно известный бесноватый брюнет, неожиданно объявились какие-нибудь партизаны или подпольщики? А если все же объявились – почему этот сраный «резистанс» вдруг начал свое сопротивление именно сейчас и именно здесь? Или в местных лабораториях, по обычной нацистской практике, работали военнопленные, которым именно в этот вечер отчего-то вздумалось сбросить оковы и взбунтоваться? Черт возьми, ну не бывает таких совпадений!! Сказать, что мне все это показалось странным, – значит, ничего не сказать. Скорее я уж был бы готов поверить, что на объекте произошла какая-нибудь авария – короткое замыкание или, скажем, утечка газа. Но какого хрена тогда стреляли?
И почти сразу же, мгновенно похоронив эти мои догадки, в той же стороне ударило еще три одиночных выстрела, на сей раз более громких, похоже, винтовочных. Уже понимая, что происходит что-то, явно незапланированное и даже выходящее из ряда вон, я начал лихорадочно обшаривать горизонт в оптику. Бляха-муха, это было практически бесполезно, слишком узкий сектор обзора открывался из окон нашего второго этажа, да и темнело.
Вот же влипли… Как последние идиоты… Если перестрелка перекинется на городские кварталы или местная полиция, усиленная армейцами, вдруг кинется прочесывать окрестную территорию, мне вряд ли поможет мой жалкий пистолет…
Услышав шорох за спиной, я оторвался от бинокля и увидел, что Ката оторвалась от своего чтения и вопросительно смотрит на меня через открытую дверь спальни, а снизу прибежал запыхавшийся Жупишкин. Странно, что я не услышал, как он прибежал, наверное, это нервное.
– Что такое? – поинтересовалась графиня по-русски, прежде чем Вася успел открыть рот.
– А я, блин, знаю? Сначала что-то взорвалось, а теперь вот стреляют. Причем именно там, где оно нам совсем не надо. Надеюсь, наш дорогой друг Рудольф потрудится объяснить нам, в чем тут дело. А пока что, ваше благородие, погасите лампочку, отложите чтиво и старайтесь не шуметь, – ответил я графине.
Та подчинилась, оставшись сидеть в темноте в прежней позе. И, похоже, книжку Розенберга она все-таки не отложила. Лень или она умудрялась читать готические буквы в затянувшем комнаты вечернем сумраке?