Судя по всему, шефа не очень-то устроил ответ в наушнике, который Лиза наконец разглядела у него в ухе.
— Филипп Петрович, Пуся же выскочит из корзины и разобьется!
— Сколько еще минут, граф? — говорил в Перстень шеф. — Я понимаю, что здесь толпа, но прошу вас, постарайтесь сюда пробиться поскорее…
— Мышата, споем же перед вознесением Усуса нашу мяулитву…
— «Земля в форме клубка — и всё в лапках Коспожи нашей…» — затянули собравшиеся крайне сомнительный гимн.
— Филипп Петрович!
— Пока что нам везет, сударыня, молитвы у котоликов, насколько мне известно, довольно длинные, самое короткое песнопение — не менее получаса. Ждем коллег. Без прикрытия нам сейчас никак нельзя. Прервать религиозный ритуал на глазах у верующих и многомиллионной аудитории «Всемогущего»? Это чревато самым настоящим бунтом, последствия непредсказуемы — так же как и действия Мяурисио, который запросто нас скинет с крыши. Не стоит также забывать о коллегах из Второго отделения, которым это явно не понравится.
— Вы как хотите, а я лично иду внутрь, и вы меня не удержите, — заявила Лиза, а точнее, эспрессо в ней. Она решительно двинулась к дверям церкви, которые, как ни странно, никем не охранялись.
Спустя мгновение она поняла — почему.
Глухие железные двери были просто-напросто заперты. Наглухо. Она застонала от бессильной ярости. Пуся, ее приставучий, вредный, нахальный, непослушный и такой очаровательный кот, был так близко — и так далеко.
Вдруг пискнул электронный замок, к которому приложили знакомый Перстень. Внутри что-то щелкнуло, громыхнуло — и железная створка приоткрылась. Лиза повернула голову.
— Кодекс кофемана, — усмехнулся в усы Филипп Петрович. — Вы подобрали пароль к моему сердцу, Елизавета Андреевна. Несмотря на все требования здравого смысла и должностные инструкции, я с вами.
* * *
Интерьеры домика-коробки особенно не отличались от обыкновенного казенного учреждения на Лизиной родине. Лестницы, упирающиеся в заколоченные двери, против которых всемогущий полицейский Перстень был бессилен. Полутемные коридоры. Пустые комнатенки. Одним словом — лабиринт.
Лиза с Филиппом Петровичем искали проход на крышу и не могли найти. На улице все еще распевали «мяулитву», однако время безжалостно утекало, как молоко из бутылки, которую Пуся опрокинул на Игоревы чертежи сегодня утром на кухне (сегодня ли? будто миллион лет прошло).
«Возлижите ближнего своего, мышатки!» — доносилось откуда-то сверху. Откуда именно и как туда попасть? Было совершенно непонятно.
— Трёклятые трициклики! — наконец взорвалась Лиза. — Да что же это такое-то? Почему тут ни одной живой души? Где всякие церковные служки, дьяконы, протодьяконы, попадьи, монахи, наконец?