Дюкро попыхивал огромной трубкой с длинным черенком вишневого дерева, которую приходилось поддерживать за чашечку.
— Что вы имеете в виду?
— Да ничего особенного. Так, раздумываю, что вот, мы сидим тут, наслаждаемся прекрасным воскресным вечером, пьем прекрасный коньяк, покуриваем. Старик Гассен тоже, наверно, тянет свой аперитив. А в среду вечером все, что нас сейчас так занимает, перестанет для нас существовать. Все узлы уже будут развязаны.
Он говорил как бы про себя; повыше, на террасе, Дешарм чиркнул спичкой, и трепетный ее огонек мелькнул на бледном небе.
— Вот я, понимаете, и задаюсь вопросом, кого еще к тому времени не будет.
Дюкро вздрогнул и, не сумев этого скрыть, предпочел признать:
— Ну, вы и скажете!
— Где вы были в прошлое воскресенье?
— Здесь. Мы всегда проводим здесь воскресенья.
— А ваш сын?
— Он тоже был здесь. Два часа возился с приемником, только у него ничего не получилось, — с каменным лицом ответил Дюкро.
— А теперь его нет. Он похоронен, Бебер тоже. Вот почему я думаю об этом кресле и о том, кто будет в нем сидеть в будущее воскресенье.
Им было плохо видно друг друга. По двору растекался аромат двух трубок. Вдруг Дюкро дернулся — у калитки остановился велосипедист — и, не вставая с места, крикнул:
— Что там еще?
— Это для господина Мегрэ.
Невысокий деревенский парнишка просовывал сквозь решетку письмо.
— Мне дали это у табачной лавки и велели отнести вам.
— Понятно. Спасибо.
Дюкро не шелохнулся. Дамы озябли и ушли в дом, а Дешарм стоял у балюстрады, сгорая от желания присоединиться к двум мужчинам внизу, но не решаясь это сделать.
Мегрэ надорвал первый конверт, на котором стояло его имя, и вынул письмо, чуть раньше написанное Гассеном. Оно было адресовано в Лазикур (Верхняя Марна), кафе «Огородники», г-же Эмме Шатро.
— В гостиной можно зажечь свет, — буркнул Дюкро, не осмеливаясь задать вопрос прямо.
— Здесь еще хорошо видно.
Письмо было написано фиолетовыми чернилами на листке бумаги того маленького бистро; в начале почерк был совсем мелкий, в конце чуть ли не вдвое крупнее.
«Дорогая Эмма, пишу тебе, чтобы ты знала, что я чувствую себя хорошо, и надеюсь, ты тоже. Кроме того, мне надо тебя предупредить: если со мной что случится, похороните меня у нас дома, рядом с матушкой, а не в Шарантоне, как я хотел раньше. За место тоже больше не платите.
Что касается денег в сберегательной кассе, то ты найдешь книжки и все бумаги в ящике буфета. Это все тебе.
Ты сможешь наконец надстроить дом. А в остальном все хорошо, потому что я знаю, что мне делать.
Неизменно твой брат».