Красный тайфун : Красный тайфун. Алеет восток. Война или мир (Савин) - страница 785

Я мало понимаю в технике – меня интересовали прежде всего не машины, а люди: о чем думали они, что чувствовали, выходя в море на бой. Когда я сказала об этом адмиралу Головко, он ответил, что я могу испытать это на себе. «Вам будет разрешен учебный поход на любом из кораблей флота, если, конечно, пожелаете». И добавил, что «сама Лазарева попросила этот пункт в вашу программу включить». Интересно, что же за человек моя новая знакомая, если ее слово настолько весомо даже для командующего флотом? Или она передавала чью-то более высокую волю?

Конечно, я выбрала «моржиху». Со мной вызвался Ефремов – остальные товарищи заявили, что их на море укачивает, и они уже видели все, что бы их интересовало. Как сказал нам Иван Петрович, ожидался короткий выход на полигон, испытать какие-то новые торпеды – «Так что не беспокойтесь, Анна Андреевна, не пойдем же мы в бой с болванками, обязательно вернемся в базу». Размеры подводной лодки удивляли, это какой-то сказочный «Наутилус», хотя не было залов с люстрами и изысканными интерьерами, зато присутствовала даже финская баня с маленьким бассейном, и физкультурный зал. А так обычные каюты и коридоры, как на пароходе.

Нас переодели в морскую форму, подобно членам экипажа. Мы обедали в кают-компании, вместе с офицерами. На стене, как положено, висел портрет Сталина – а под ним еще две фотографии, меньшего размера, какой-то моряк в парадном мундире с золотыми погонами… и Анна Лазарева! Оказалось, это ее муж, бывший командиром «моржихи» всю войну – Иван Петрович был у него помощником, – ну а Анна – «это наш ангел-хранитель на берегу». А кроме того, она так хотела хоть раз выйти на этой подлодке хотя бы в короткий поход, но не сложилось – так что адмирал Лазарев (теперь вспомнила, он в войну против японцев командовал флотом на Дальнем Востоке) приказал хоть портрет ее здесь поместить.

В моей каюте на К-25 был прибор, которого я совершенно не ожидала увидеть на подводной лодке в походе – катушечный магнитофон, какие сейчас наличествуют лишь в радио– и телестудиях. И несколько десятков бобин – там были песни, в том числе и незнакомые мне, не просто «патриотического», а прямо «имперского» содержания! Я жадно слушала – простые рифмы, отсутствие изысков, несложные аккорды откровенно любительского исполнения под гитару – но как мне разъяснили, эти песни сочинялись для исполнения не в салонах, а в «походно-полевых условиях», и вовсе не профессиональными артистами, поэтами и музыкантами, «народное творчество, когда хочется сказать, о чем душа просит». Но – искренне и свежо!