— Куда в такую рань? Всю ночь ворочался, бока протолкал…
— Надо, Маша, надо…
— Извелся от забот, а толку…
— Хватит ворчать, спи.
Марья Ниловна натянула на себя одеяло, отвернулась к стенке.
Мгла все больше отступала. Рассвет напористо проникал в избу. Явственно проступало чело русской печи, потемневшие от времени бревна стены.
— Спрашивать будут — в правлении…
— Завтракать — послов не жди!
Мороз перехватил горлышки говорливых ручейков, высушил на дорогах лужицы. Ежась, Горбылев сошел со ступенек крыльца. На изгородь палисадника снова взлетел красный петух и, вытянув шею, приготовился запеть.
— Кши, чертово племя! Голову отрублю!..
У конторы Горбылева поджидал Ивин. Высокий, худощавый, с багровым шрамом на левой щеке, парторг зябко кутался в поношенное пальто с поднятым черным цигейковым воротником.
— Что горбишься, вояка? — бросил Горбылев, открывая контору. — Глянешь на тебя, дрожь начинает брать.
— Весна-красна, а грызется, как волчица. — Ивин потер уши, крякнул: — В жилах кровь стынет. Помню, дело было под Юхновом…
— Больно кровь у тебя благородна!.. — усмехнулся Горбылев.
Парторг обиженно опустил голову.
— Вот всегда так. Тебе серьезно, а ты черт-те что…
Они зашли в контору. Горбылев по своему обычаю сел за письменный стол, с деловым видом взял карандаш.
Ивин опустился на скрипучую табуретку, откинул на плечи непокорный воротник, обнажив косо подстриженные седые виски.
— Ну, что будем делать, секретарь? Скот вот-вот дохнуть начнет. С кормами ерунда получается.
— К соседям надо ехать. Может, тонну-другую до сенокоса одолжат? Я помню, так было…
— К Плахову?! — Горбылев, словно от внутреннего толчка, выпрямился.
— Ишь разобрало как! Когда жареный петух клюнет, не до старых счетов. Помню, вот так же под Калугой, с нашим командиром взвода…
Но Горбылев не слушал его. Черкая по стеклу карандашом, он мучительно искал выхода. Сейчас он был готов на все, лишь бы не обращаться к соседям.
К Плахову Горбылев относился с неприязнью еще с того времени, когда тот был председателем райисполкома.
Недоверчивый, придирчивый Плахов мог не посчитаться не только с ним, руководителем маленького колхоза, но даже с первым секретарем райкома. Нередко он заводил с ним споры, расходился в решении принципиальных вопросов. Зачастую тормозил дело, заставлял настораживаться и всех членов бюро. Однажды по его настоянию Горбылеву объявили выговор. В колхозе так же было плохо с кормами, а купить не на что. Горбылев решил временно прекратить сдачу молока государству. Набил масла и продал на рынке. Думал, не заметят. Но мимо Плахова это не прошло.