– А как же это безграничное расточительство?
– Можно конкретнее? – попросил он, вспомнив неловкость, которую испытывала Морин в «Белла Терре», словно не могла позволить себе насладиться роскошным ужином.
– Я говорю о неоправданной роскоши и тратах. Понимаешь, эти россыпи улиток и драгоценности в качестве подарков.
– Они сами выбирают, как тратить деньги. И эти деньги все равно возвращаются в дело, а значит, являются подспорьем для нашей экономики. Кроме того, подавляющее большинство людей, собравшихся здесь, на яхте, жертвовали немалые средства на благотворительные цели.
Он огляделся и заметил Джерри Гера, всемирно известного хирурга, который оставил свою частную практику ради того, чтобы стать членом организации «Врачи без границ». Да, безусловно, обилие огней, оркестр, роскошные яства… и все же многие из этих людей были по-настоящему великодушны и щедры.
Она замолчала и прикусила губу.
– Мои слова звучали осуждающе, да?
– А ты намерена была осудить все это?
– А что Терри думала по поводу такого образа жизни?
Зазвучала энергичная мелодия, и он закружил ее в танце.
– Она чувствовала себя неуютно в большом скоплении людей.
– То есть ее смущали скорее люди, чем их деньги?
– В основном, да. Ее родители были состоятельны. Проблема заключалась лишь в той власти, что давали их деньги, а также в том, что они значили для их дочери.
– Я никогда не осознавала этого.
– Все деньги Терри на счетах, предназначенных Роуз.
– А также счета деда и бабушки Роуз по линии матери? – Она прижалась к нему, чуть наклоняясь вперед, когда он повел ее к центру площадки.
– Если они захотят внедриться в нашу жизнь глубже, чем дозволено, то им придется вступить в бой за опекунство.
Внезапно ирландский горячий нрав Морин показал себя. Ее широко распахнутые глаза загорелись, и тонкая гневная морщинка проступила на лбу. Понизив голос, она спросила:
– У них может получиться? Они угрожали?
– Нет. С тех пор как мы объявили о помолвке, ничего. – Он провел рукой по волосам. – Я хочу найти способ им доверять, чтобы они могли проводить с ней больше времени. Но я ужасно боюсь, что они уедут с ней из страны.
– Ты действительно думаешь, что они могли бы прибегнуть к противозаконным мерам?
– Они любили дочь, и я это понимаю. Господи, я прекрасно понимаю любовь родителей к своему ребенку. Но Роуз – это мой ребенок. Моя дочь. – Он на секунду закрыл глаза, потом тяжело вздохнул и продолжил: – Все, хватит обсуждать все это. Сейчас ты должна насладиться излишествами и неоправданной роскошью.
– Вечеринка просто чудесная, – наконец признала она, хотя, очевидно, была совсем не в ее вкусе.