Я, как и многие, остро осознаю собственную деградацию, когда подключаюсь к мощному шлангу Интернета с его бесконечным множеством каналов, каждый из которых постоянно загружает новую информацию. Смерти, взрывы, бомбежки, анекдоты, объявления о работе, реклама, предостережения, жалобы, признания и политические катастрофы – все это обрушивается на наши хрупкие нейроны мощными волнами информации, которые сокрушают нас и мгновенно сменяются новыми. Это ужасная жизнь, и она быстро нас изматывает. В конце 2016 года я написала для The New Yorker статью, посвященную стенаниям о «худшем годе», захлестнувшим Интернет. Во всем мире происходили террористические акты, в Орландо случилось массовое убийство, умерли Дэвид Боуи, Принс и Мохаммед Али. Не сумевшие справиться со своими расистскими страхами и ненавистью полицейские убили нескольких чернокожих: на парковке в Батон-Руж был застрелен Элтон Стерлинг, который просто продавал диски; Филандо Кастиле был убит во время обычной дорожной проверки, когда он потянулся за водительскими правами. Во время демонстрации протеста против насилия полиции были убиты пятеро полицейских. Президентом США выбрали Дональда Трампа. На Северном полюсе стало на тридцать шесть градусов теплее обычного. Венесуэла пережила экономический крах. В Йемене начался голод. Семилетняя девочка из Алеппо Бана Алабид в Twitter написала о страхе перед неминуемой смертью. И вот на этом фоне в сети жили все мы – с нашими глупыми «я», дурацкими заморочками, потерянными чемоданами и опозданиями на поезд. Мне казалось, что это ощущение наказания перенасыщением сохранится, что бы ни происходило в новостях. Я писала, что нет границ количеству несчастий, о которых можно узнать в Интернете, и нет возможности правильно оценить эту информацию – нет справочника, который помог бы нам раскрыть сердце для опыта. Мы не можем научиться отделять банальное от глубокого. Интернет значительно расширил нашу способность узнавать новое, но способность изменять осталась прежней, а то и уменьшилась прямо на глазах. Я начала чувствовать, что Интернет лишь порождает цикл страданий и очерствения – это была гипервовлеченность, которая с каждым днем ослабляла наши чувства.
Но Интернет сделал нечто худшее: чем больше мы его жаждали, тем больше власти над нами он обретал. Чтобы защититься от этого, я установила для себя серьезные ограничения – никаких историй в Instagram, никаких уведомлений от приложений. Я установила приложения, которые после сорока пяти минут использования отключали мои аккаунты в Twitter и Instagram. И все же периодически я буду отключать ограничители социальных сетей и сидеть перед экраном как крыса, нажимающая на рычаг. Я буду снова и снова наступать на грабли, пока не почувствую бензиновый запах хорошего мема. Интернет еще так молод, что легко сохранять подсознательную надежду на то, что он приведет к чему-то лучшему. Мы помним, что когда-то здесь были бабочки, лужи и цветы, а мы терпеливо сидели в собственном гниющем аду, ожидая, когда явится Интернет, поразит нас и все станет хорошо. Но так не стало. Интернетом управляют стимулы, которые не позволяют во взаимодействии с ним оставаться цельной личностью. В будущем мы неизбежно обесценимся. Все меньше людей сохранятся не только как личности, но и как члены общества, как коллектив людей, борющихся с разными катастрофами. Отвлечение превратилось в «вопрос жизни и смерти, – так пишет в книге «Как не делать ничего» Дженни Оделл. – Социальная группа, которая не может сосредоточиться и общаться внутри себя самой, подобна человеку, который не может мыслить и действовать».