– А я-то думал, с чего ты такая удачливая? – прищурился Лорн.
– С того самого. И что? Кто-то умнее, кто-то сильнее, а у кого-то вообще глаза красивые, – отрезала я. – Что есть, тем и пользуюсь.
– А теперь все попользуются, – отозвался Барсет. – Не жалко?
– Да и не было жалко. – Я развела руками. – Не смотрели б вы волками и не пытались бы сожрать, я бы и скрывать не стала. Дело-то житейское.
Мужчины фыркнули, переглянулись, и Барсет заговорил первым:
– У меня тут одно дело организовалось. Может, поможешь?
– А потом мне, – согласился Ирек.
Я кивнула.
Работа так работа. Тем более полезная и нужная.
* * *
Барсет передвигался по столице верхом. Для меня лошади не отыскалось, и пришлось сесть на коня позади него. Обхватить за пояс, и нормально.
Главное, ехать не очень быстро, а то и лошади тяжело, и самой можно свалиться. Все же не привыкла я верхом ездить, не аристократка. Да и где в лесу коня гонять? Разве что в деревне, но там не такому научишься. Охлюпкой ездить, например, сколько угодно, а вот правильной посадке, осанке, поведению… Вета как начала перечислять, мне дурно стало. Еще и костюм для верховой езды специальный, и седло…
Ох, мамочки!
– Что там за дело? – спросила я. Можно бы и молча ехать, но… – Давнее?
– Я уж дней десять бьюсь. Там… пакостно там, – просто ответил Барсет. – Понимаешь, есть семья. Муж, жена, трое дочерей. И с ними еще мать мужа живет. Все хорошо, все замечательно, муж – купец не из последних, деньги домой приносит, любовниц не держит, по борделям не ходит. Все друг друга любят, ценят, уважают, сплошное благолепие и красота. А потом в один прекрасный день падает муж с лестницы.
– Спьяну?
– Да кто ж его знает? Винищем от него разило, но… есть и еще одно. Он в халат был одет, вот на халате масляное пятно обнаружилось. Домашние тапочки чистые, лестница чистая, все чистое… Бабы в один голос утверждают, что любили мужа и отца без памяти, ревмя ревут… И ты понимаешь, мать мужа тоже это утверждает.
Я хмыкнула.
Да, будь она мать жены, там все понятно, родная кровиночка – это солнышко, а мужа и убрать можно, чтобы не заслонял. А вот мать мужа? Прикрывать убийцу родного ребенка?
Странно как-то.
Обычно все бывает наоборот… я вспомнила мать Миха, свою несостоявшуюся свекровь… Та бы меня за один взгляд в речке притопила, что уж там о чем-то серьезнее говорить?
– Ее не запугали? Ничего такого?
– Ты знаешь, нет. Я с таким сталкивался, умею различать. Увидел бы. Страх как любовь, как ненависть – есть чувства, которые не спрячешь.
Тут я с ним была согласна. Но вдруг?
– А если страх не за себя? Или шантаж?