И тогда кавалер ее позвал к себе, поманил пальцем. Нехотя встала, подошла, спросила:
— Ну?
— Что делала в покоях моих? — шепотом и зло спросил он.
Она глянула на него устало, и ответила хоть и тихо, но наголо:
— Спала, а что ж там еще делать.
— Доиграешься, дрянь, — бледнея и теперь уже не от болезни винной, сказал он, — ох, доиграешься.
Пальцем по краю стола постучал:
— Выпей пива, поешь и собирайся, как колокола от заутренней прозвонят, так чтобы в карете была. Едем.
— Куда?! — воскликнула девушка.
— В Мален, — зло ответил ей кавалер.
— Не могу я, дурно мне, хворая я, — заныла Агнес, — мне суп служанка варит, мне ванну лакей готовит, воду греет. У меня рубах чистых нет.
— В грязных поедешь, — заорал Волков.
Господа офицеры, да и прочий люд, что был в трактире, изо всех сил старался не смотреть в их сторону, уж больно страшно орал кавалер:
— Без ванны и без супа! И как заутреня отзвонит, чтобы в карете была, иначе, клянусь распятием, поднимусь к тебе в покои и провожу до кареты плетью. Слышала? Отвечай!
Агнес завыла протяжно, запрокинула голову к потолку, слезы потекли из ее глаз. Очень ей было обидно, что господин так с нею при людях говорит, и побежала в свои покои. Злиться, рыдать и собираться.
Уже ближе к вечеру Карл Брюнхвальд ехал со своим сыном чуть впереди Волкова. И на небольшом подъеме поравнялся с большой телегой, что везла здоровенные корзины с древесным углем. Карл спросил у мужика-возницы, указывая на юг плетью:
— Человек, а не город ли там, что зовется Мален?
— Именно, господин, — мужик оглянулся, поклонился и, увидав пеших и конных людей во множестве да еще с обозом и каретою, повернул свою телегу на обочину, уступая дорогу. — Мален и есть, господин, Мален и есть.
— А не пожар ли там? — спросил у него Максимилиан, разглядывая дымку над городом.
— Да нет, — мужик засмеялся, — то кузни. Мастерских там много, все чадят, вот издали, когда ветра нет, так и кажется, что пожар. А так не пожар, нет. Вот я им, опять же, уголек везу.
* * *
Город Мален был сер, то ли сумерки так легли, то ли и вправду сажи на домах хватало. В общем, Волкову город не приглянулся, хотя все отмечали, что лачуг тут нет и нищих на улицах не видать. Но вот что мостовые в городе покрыты золой, а стены копотью — то, опять же, все видели. Солдаты остались за городской стеной с Бертье лагерь разбивать, а все остальные, поспрашивав у местных, нашли добрый трактир и в нем встали. Звался он нехорошо: «У пьяной монашки». Но был он чист, и лакеи в нем были чисты. И конюшня, и двор были просторны.