— Так то до чумы было, — отвечал землемер, стараясь не смотреть на кавалера.
— А дома, дома тоже чума унесла? — не понимал Волков. — Домов-то всего восемь.
— Не могу знать, куда дома делись, раньше больше было, — отвечал землемер.
Пришел Максимилиан и сказал:
— Мужики почти все в поле, бабы да дети в домах. Я велел за старостой послать, мальчишка побежал уже.
— Значит, есть у них пашни? — с едкостью произнес Волков.
— Да есть, есть, я ж вам говорил и показывал на карте, — сказал Куртц. — И немало их у вас есть!
Хотел ему Волков сказать, что он ему и про двадцать дворов говорил, да не стал. Спросил про другое:
— Думаю, что замка тут нет, ну так хоть дом тут есть? Где господа проживали раньше?
— Так вон он, — землемер повернулся в седле и указал на ближайший холм. — Там все господа и проживали.
Кавалер даже поворачиваться в ту сторону не стал. Еще когда въезжал в сюда, заприметил большой дом из крупных сырых и старых бревен. Уж никак он не мог подумать, что это дом его. Он его принял за старый скотный двор с большой конюшней, хлевом, овином и некогда крепкими воротами.
— Так это не овин с амбаром? Не конюшня? — переспросил он на всякий случай.
— Так все там, и конюшня и амбар, и хлев, и дом с печью и спальней, — говорил землемер.
Он говорил, вроде, без злобы и без ехидства, а Волкову казалось, что смеется он, издевается.
Солдаты тем временем разбивали лагерь, кто-то платки ставил, кто-то за хворостом собирался. Рене с корпоралами взялись отсчитывать съестное на сегодня. Повара пошли за водой. Еган и Сыч бродили по округе. Местные бабы с грудными детьми и детьми, что уже бегать могут, высыпали на улицы смотреть на прибывших, особенно они глазели на карету дорогую, здесь невиданную, и кланялись молодой госпоже. Брюнхвальд уже поехал место искать под сыроварню и дом. Все суетились. При деле были, а вот ему почему-то захотелось уехать отсюда прочь. Как глянет он на местных баб босых, замордованных, да на тощих детей, так повернуть коня охота и поехать отсюда на север, а потом на восток. В Ланн. В большой дом, в большую пастель, в перины к Брунхильде, у которой бедра как печь горячи.
А тут… Грош цена обещаниям барона. Да пропади пропадом такая милость герцога. Не тот это лен, не тот удел, за который он герцогу ежегодно служить должен сорок дней конно, людно и оружно.
— Господин, а тот дом наш что ли? — указал на холм Еган.
— Ваш, — зло ответил Волков.
— Ну, тогда пойду, погляжу, — говорил слуга. — Сыч, идешь со мной?
— Пойдем, глянем, — соглашается Фриц Ламме.
А Волкову и глядеть на дом этот нет охоты. Ему охота уехать отсюда. Но он слез с коня, решил пройтись, похромать, размять ногу. Прошелся и тоже пошел свой дом новый смотреть.