Волков вспомнил хороший кавалерийский прием, когда оружие занято, а пеший враг пытается коня под уздцы взять, то действовать надо ногой. Хороший удар сапогом с разгиба в лицо, любого здоровяка остановит. Пусть нога даже и не в доспехе будет. Все равно ему не устоять, будет на земле под конскими копытами лежать. Кавалер уже для того и правую ногу из стремени вытащил, и тронул коня, чтобы тот один шаг к долговязому сделал. И готов был уже, да тут крикнул ему Брюнхвальд:
— Нет в том нужды, кавалер.
Он подъехал и притянул плетью по шее долговязого. Говоря ему:
— Бахвалишься папашей своим?
— А-а, — заорал долговязый, хватаясь за шею.
— Зря бахвалишься, в следующий раз, поймаем тебя за воровство и в Мален отвезем к графу. И пусть папаша твой тебя от него забирает.
— Ах вы, сволочи благородные, — подвывал долговязый, растирая шею, — мало мы вам кишок выпускали…
— В лодки их, — скомандовал Брюнхвальд. — Ничего им не давать, то наше теперь все.
— И лодок им всего две дать, уместятся, и по одному веслу, — радостно орал Сыч. — Остальные наши будут. И пусть катятся к себе на свой берег.
Волков молчал, а что ему говорить, если и Брюнхвальд, и Сыч без него все правильно разрешили. Разве что…
— Спасибо, Карл, — сказал Волков негромко Брюнхвальду, — уберегли меня от лишней горячности.
— Рад вам услужить, — ответил тот и тут же добавил. — Эй, ребята, а ну-ка гляньте, что у них там в коптильнях.
Рыбаков кулаками и пинками загнали в две лодки, хотя все тринадцать могли и в одну уместится, так велики они были. И смотрели рыбаки зло, как солдаты, Сыч и Максимилиан рыскают по бочкам, что стоят на берегу рядами и радостно сообщают:
— Полная бочка соленой рыбы. Щука.
— Бочонок соли! Наполовину полный!
— Лини копченые, два ящика! Или это лещи.
— Эй, дураки, — орал Сыч уплывавшим браконьерам, размахивая копченым линем, — спасибо за рыбу.
— Чтоб ты подавился ею, — орали ему те.
— Да, и за лодки, и сети, и за бочки тоже спасибо!
— Чтоб ты сдох, — отвечали ему те, отплывая все дальше. — Мы еще вернемся.
— Ага, на суд к графу! Милости просим!
Сыч красовался на берегу в новой шапке, размахивая копченым линем, и свистел в след долговязому и его шайке.
— Любезный друг, — окликнул его Брюнхвальд, — а рыба-то вкусная?
— А то как же, — отвечал Сыч, облизывая жирные пальцы, говорил он это громко, так, чтобы на лодках слышно было, — дуракам этим спасибо скажем за такую приятную для чрева рыбу.
Все смеялись, даже Волков. И Брюнхвальд крикнул сержанту:
— А хлеб-то у нас есть?
— Как же иначе, господин ротмистр, — отвечал сержант.