Человек с поезда (Джеймс, Джеймс) - страница 267

Убийство семьи Эндрус, которая жила рядом с Клементиной, произошло в феврале 1911 года, причем в этом преступлении обвинили ее отца. Весьма вероятно, что в связи с этим полицейские подвергли Клементину допросу с пристрастием. Не исключено, что ее завели в тесную комнату, в которой находились двое здоровенных сотрудников, и стали с нажимом говорить что-нибудь в таком роде: «Мы знаем, что произошло, и нам прекрасно известно, что ты тоже об этом знаешь. Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока все нам не расскажешь».

Даже сейчас, в XXI веке, когда происходит убийство, полиция очень часто «прессует» несовершеннолетних членов семьи погибшего в надежде получить какую-то информацию о преступлении. Логично предположить, что сто лет назад, да еще в южных штатах, да еще по отношению к чернокожим подросткам, белые полицейские действовали гораздо жестче, чем сейчас. Проблема тут, однако, состоит в том, что подросток, допрашиваемый подобным образом, вполне может признаться в том, чего не совершал, – или, напуганный полицейскими, дать свидетельские показания, не соответствующие действительности.

Мы считаем, что Клементина (как и ее брат) просто-напросто сказала полицейским то, что те хотели слышать. Тем более что отношения с отцом у Клементины были неважные. Ее родители в конце концов расстались. Что же касается ее отца, он пил и нередко проявлял жестокость по отношению к остальным членам семьи.

Клементина наверняка дала ложные показания против своего отца, когда его обвиняли в убийстве, и мы полагаем, что это было сделано под давлением полиции и также стало для нее тяжелейшим эмоциональным испытанием. Когда же неподалеку от ее дома произошло еще одно чудовищное преступление, Клементина начала вести себя неадекватно и рассказывать выдуманные истории. По всей видимости, она была попросту не в себе, что, учитывая обстоятельства, вполне понятно. И все же насколько правдивы были ее признания?

Признавая свою виновность в убийствах, Клементина упомянула об одном факте, который можно было проверить. В частности, она сообщила следствию о человеке, который продал ей амулет, – о Джозефе Тибодо из Нью-Иберии. За исключением этого факта ничто из всего ею сказанного (а) никем не могло быть подтверждено и (б) выглядело неправдоподобно. Значительная часть того, о чем она говорила, была явной фальшивкой.

Если бы расследование проводилось в наши дни и если бы Клементина сказала, что ездила в Кроули, чтобы убить членов семьи Байерс, полицейские, беря у нее показания, задали бы ей 200 уточняющих вопросов. Например, на каком поезде она ехала, в какое время, где и когда покупала билет. Они поинтересовались бы у Клементины, как выглядел продавший ей билет кассир, не встретила ли она в поезде кого-нибудь из знакомых, много ли было в вагоне других пассажиров. Они не забыли бы спросить, помнит ли она, что на ней было надето во время поездки и каким образом на ее одежду попала кровь, как выглядел проверявший у нее билет кондуктор, в какое время она приехала в Кроули, попросили бы рассказать, как пройти от станции к дому Байерсов, как выглядит сам дом и есть ли у него крыльцо, и если да, то какие предметы находились на крыльце. Были бы и другие вопросы. В частности, большой ли двор у Байерсов, где она раздобыла топор, торчал ли он в колоде или просто лежал у поленницы. Да мало ли что еще спросили бы полицейские, чтобы выяснить, правду ли говорит Клементина. Например, помнит ли она интерьер дома Байерсов, в каком помещении она оказалась, когда проникла в их жилище, – в спальне или на кухне, оклеены ли стены дома обоями, и если да, то какого они цвета.