Он пролежал в Грозненском госпитале полтора месяца. К другим офицерам и даже солдатам приезжали жены, матери и невесты. Правдами и неправдами добирались к своим любимым. Кузнецов с тщательно скрываемой завистью смотрел на радостные лица товарищей по несчастью. Жена прислала за это время ему два письма, но так и не приехала. А он так ждал. Письма были спокойны и коротки: "новостей нет, все по-прежнему". О ранении спрашивала вскользь, словно боясь узнать правду. В этих строках не было особого тепла и беспокойства. Так могут писать люди, давно живущие друг с другом по инерции. Владимир мысленно оправдывал Ольгу: "Работает. Времени нет". И сам понимал, как слабо это утешение действует на него - другие женщины ведь тоже работали, однако нашли время и деньги для поездки. Радовало только одно - после госпиталя он поедет домой в отпуск.
Пару раз к нему приезжали друзья из батальона. Рассказывали новости, вместе выходили курить на крылечко, подолгу молчали - что говорить, если и так ясно, на Кавказе застряли надолго и войне конца-края нет. Полковник, после этих посещений, скрипел зубами по ночам и никак не мог примирить душу с потерями. Думы о жене отошли на задний план.
Раны зажили. На пару дней Владимир все же вырвался в батальон. Вечером хорошо выпили с мужиками "за жизнь", а наутро он улетел вертолетом в Моздок. Проторчав полсуток в местном аэропорту и разругавшись со всеми авиаторами в пух и прах, лишь к вечеру Кузнецов улетел попутным транспортником на Москву.
Народу летело много. Мест не хватило. Люди сидели на полу, тесно прижавшись друг к другу. Среди людей в камуфляже выделялись командировочные. Они единственные изо всех, сразу после взлета, весело принялись праздновать свое возвращение. Несколько дней, проведенных в Грозном под охраной, казались им подвигом. Те же, кто был в Чечне долго, летели молча. Они возвращались с войны домой лишь на время и вскоре должны были вернуться назад. Большинство летело в отпуск после ранений. Бездарно тратить время полета на выпивку не хотелось. Ведь там, в мирной России, их ждали матери, жены, дети. Никто из "стариков" не мог позволить себе явиться к ним пьяным.
В восемь вечера самолет приземлился на Чкаловском аэродроме. Подхватив сумку с пола, полковник спустился по трапу на землю и огляделся. В Москве стояло "бабье лето". Вокруг застыли полуголые березы с остатками желтой листвы и было тепло. Легкий ветерок осторожно коснулся седых висков полковника и сразу же отпрянул в сторону, словно испугавшись этой седины.
Кузнецов снял фуражку и ладонью пригладил коротенькие волосы. Пальцами почувствовал рубец шрама на затылке. Натянул головной убор и решительно направился к зданию КПП.